В учебнике речь идет о международных событиях наших дней, свидетельствующих о переходе человечества к новому мироустройству. Глобальные трансформации и потрясения, происходящие во всех сферах общественной жизни, выдвигают все новые вопросы международной политики. Авторы учебника убеждены, что сегодня ее уже недостаточно рассматривать как взаимодействие государств, межгосударственных союзов и столкновения интересов великих держав. Беспрепятственное расширение накрывающих мир информационных и миграционных потоков, диверсификация торговых, социокультурных и иных обменов, массовое вторжение негосударственных действующих лиц неизбежно меняют наши взгляды на международные отношения. Но означают ли происходящие изменения, что международные отношения уступают место мировой политике? Изменение роли государства и структуры национального суверенитета никоим образом не говорит об их исчезновении, поэтому мировую политику следует рассматривать в единстве с международными отношениями.
Шаг 1. Выбирайте книги в каталоге и нажимаете кнопку «Купить»;
Шаг 2. Переходите в раздел «Корзина»;
Шаг 3. Укажите необходимое количество, заполните данные в блоках Получатель и Доставка;
Шаг 4. Нажимаете кнопку «Перейти к оплате».
На данный момент приобрести печатные книги, электронные доступы или книги в подарок библиотеке на сайте ЭБС возможно только по стопроцентной предварительной оплате. После оплаты Вам будет предоставлен доступ к полному тексту учебника в рамках Электронной библиотеки или мы начинаем готовить для Вас заказ в типографии.
Внимание! Просим не менять способ оплаты по заказам. Если Вы уже выбрали какой-либо способ оплаты и не удалось совершить платеж, необходимо переоформить заказ заново и оплатить его другим удобным способом.
Оплатить заказ можно одним из предложенных способов:
- Безналичный способ:
- Банковская карта: необходимо заполнить все поля формы. Некоторые банки просят подтвердить оплату – для этого на Ваш номер телефона придет смс-код.
- Онлайн-банкинг: банки, сотрудничающие с платежным сервисом, предложат свою форму для заполнения.
Просим корректно ввести данные во все поля.
Например, для " class="text-primary">Сбербанк Онлайн требуются номер мобильного телефона и электронная почта. Для " class="text-primary">Альфа-банка потребуются логин в сервисе Альфа-Клик и электронная почта. - Электронный кошелек: если у Вас есть Яндекс-кошелек или Qiwi Wallet, Вы можете оплатить заказ через них. Для этого выберите соответствующий способ оплаты и заполните предложенные поля, затем система перенаправит Вас на страницу для подтверждения выставленного счета.
Обобщаются и систематизируются наиболее устоявшиеся положения и вы- воды мировой международно-политической пауки; приводятся ее основные понятия и наиболее известные теоретические направления; дается представление о современном состоянии этой дисциплины в нашей стране и за рубежом. Особое внимание уделяется глобализации мирового развития, изменениям в характере угроз международной безопасности, особенностям нового поколения конфликтов. Для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлениям и специальностям «Международные отношения», «Регионовсдеиие», «Связи с общественностью», «Социология», «Политология», а также магистрантов, аспирантов и преподавателей вузов.
Предисловие Глава 1. Объект и предмет международно-политической науки Глава 2. Проблема метода в теории международных отношений Глава 3. Проблема закономерностей международных отношений Глава 4. Традиции, парадигмы и споры в ТМО Глава 5. Современные школы и направления в теории международных отношений Глава 6. Международная система Глава 7. Среда системы международных отношений Глава 8. Участники международных отношений Глава 9. Цели, средства и стратегии участников международных отношений Глава 10. Национальные интересы: понятие, структура, методологическая и политическая роль Глава 11. Международная безопасность Глава 12. Проблема правового регулирования международных отношений Глава 13. Этическое измерение международных отношений Глава 14. Конфликты в международных отношениях Глава 15. Международное сотрудничество Глава 16. Социальные основы международного порядка Вместо заключения Приложение 1. Некоторые международные принципы, доктрины, теории. Международные организации, договоры и соглашения Приложение 2. Ресурсы в сети Интернет, посвященные исследованиям в области международных отношений (А.Б. Цружитт) Именной указатель Предметный указатель
Указанное выше многообразие намного осложнило и проблему классификации современных теорий международных отношений, кᴏᴛᴏᴩая сама по себе становится проблемой научного исследования.
Существует множество классификаций современных течений в науке о международных отношениях, что объясняется различиями в критериях, кᴏᴛᴏᴩые могут быть использованы теми или иными авторами.
Так, одни из них исходят из географических критериев, выделяя англо-саксонские концепции, советское и китайское понимание международных отношений, а также подход к их изучению авторов, представляющих "третий мир" (8)
Другие строят ϲʙᴏю типологию на базе степени общности рассматриваемых теорий, различая, например, глобальные экспли-кативные теории (такие, как политический реализм и философия истории) и частные гипотезы и методы (к кᴏᴛᴏᴩым ᴏᴛʜᴏϲᴙт бихевиористскую школу) (9) В рамках подобной типологии швейцарский автор Филипп Брайар относит к общим теориям политический реализм, историческую социологию и марксистско-ленинс-кую концепцию международных отношений. Что касается частных теорий, то среди них называются: теория международных акторов (Багат Корани); теория взаимодействий в рамках международных систем (Джордж Модельски, Самир Амин; Карл Кайзер); теории стратегии, конфликтов и исследования мира (Люсь-ен Пуарье, Дэвид Сингер, Йохан Галтуиг); теории интеграции (Амитаи Этциони; Карл Дойч); теории международной организации (Инис Клод; Жан Сиотис; Эрнст Хаас) (10)
Третьи считают, что главной линией водораздела будет метод, используемый теми или иными исследователями, и, с ϶ᴛᴏй точки зрения, основное внимание уделяют полемике между представителями традиционного и "научного" подходов к анализу международных отношений (11,12)
Четвертые основываются на выделении центральных проблем, характерных для той или иной теории, выделяя магистральные и переломные линии в развитии науки (13)
Наконец, пятые опираются на комплексные критерии. Так, канадский ученый Багат Корани выстраивает типологию теорий международных отношений на базе используемых ими методов ("классические" и "модернистские") и концептуального видения мира ("либерально-плюралистическое" и "материалисти-
Примеры различных классификаций современных теорий международных отношений можно было бы продолжать. Не стоит забывать, что важно однако отметить по крайней мере три существенных обстоятельства. В первую очередь, любая из таких классификаций носит условный характер и не в состоянии исчерпать многообразия теоретических взглядов и методологических подходов к анализу международных отношений1. Во-вторых, указанное многообразие не означает, что современным теориям удалось преодолеть ϲʙᴏе "кровное родство" с рассмотренными выше тремя основными парадигмами. Наконец, в-третьих, вопреки все еще встречающемуся и сегодня противоположному мнению, есть все основания говорить о наметившемся синтезе, взаимообогащении, взаимном "компромиссе" между непримиримыми ранее направлениями.
Исходя из сказанного, ограничимся кратким рассмотрением таких направлений (и их разновидностей), как политический идеализм, политический реализм, модернизм, транснационализм и неомарксизм.
" Впрочем, они и не ставят перед собой подобную цель. Их цель в другом - осмысление состояния и теоретического уровня, достигнутого наукой о международных отношениях, путем обобщения имеющихся концептуальных подходов и сопоставления их с тем, что было сделано ранее.
Наследие Фукидвда, Макиавелли, Гоббса, де Не стоит забывать, что ватгеля и Клаузевица, с одной стороны, Витория, Греция, Канта, - с другой, нашло ϲʙᴏе непосредственное отражение в той крупной научной дискуссии, кᴏᴛᴏᴩая возникла в США в период между двумя ми-Лрвыми войнами, дискуссии между реалистами и идеалистами. |ИгИдеализм в современной науке о международных отношени-уУ имеет и более близкие идейно-теоретические истоки, в качес-"тве кᴏᴛᴏᴩых выступают утопический социализм, либерализм и пацифизм XIX в. Его основная посылка - убеждение в необходимости и возможности покончить с мировыми войнами и вооруженными конфликтами между государствами путем правового регулирования и демократизации международных отношений, распространения на них норм нравственности и справедливости. Согласно данному направлению, мировое сообщество демократических государств, при поддержке и давлении со стороны общественного мнения, вполне способно улаживать возникающие между его членами конфликты мирным путем, методами правового регулирования, увеличения числа и роли международных организаций, способствующих расширению взаимовыгодного сотрудничества и обмена. Важно заметить, что одна из его приоритетных тем - ϶ᴛᴏ создание системы коллективной безопасности на базе добровольного разоружения и взаимного отказа от войны как инструмента международной политики. В политической практике идеализм нашел ϲʙᴏе воплощение в разработанной после первой мировой войны американским президентом Вудро Вильсоном программы создания Лиги Наций (17), в Пакте Бриана-Келлога (1928 г.), предусматривающем отказ от применения силы в межгосударственных отношениях, а также в доктрине Стаймсона (1932 г.), по кᴏᴛᴏᴩой США отказываются от дипломатического признания любого изменения, если оно достигнуто при помощи силы. В послевоенные годы идеалистическая традиция нашла определенное воплощение в деятельности таких американских политиков как госсекретарь Джон Ф. Даллес и госсекретарь Збигнев Бже-зинский (представляющий, впрочем, не только политическую, но и академическую элиту ϲʙᴏей страны), президент Джимми Картер (1976-1980) и президент Джордж Буш (1988-1992) В научной литературе она была представлена, в частности, книгой таких американских авторов как Р. Кларк и Л.Б. Сон "Достижение мира через мировое право". В книге предложен проект поэтапно-
" Иногда ϶ᴛᴏ направление квалифицируется как утопизм (см., например: СаггЕ.Н. The Twenty Years of Crisis, 1919-1939. London. 1956.
го разоружения и
создания системы коллективной безопасности для всего мира за период 1960-1980
гг.
Стоит отметить, что основным инструментом преодоления войн и достижения вечного мира между
народами должно стать мировое правительство, руководимое ООН и действующее на
основе детально разработанной мировой конституции (18) Сходные идеи
высказываются в ряде работ европейских авторов (19) Идея мирового
правительства высказывалась и в папских энцикликах: Иоанна XXIII - "Pacem
in terns" or 16.04.63, Павла VI - "Populorum progressio" от
26.03.67, а также Иоанна-Павла II - от 2.12.80, кᴏᴛᴏᴩый и сегодня выступает за
создание "политической власти, наделенной универсальной
компетенцией".
Таким образом, идеалистическая парадигма, сопровождавшая историю международных отношений на протяжении веков, сохраняет определенное влияние на умы и в наши дни. Более того, можно сказать, что в последние годы ее влияние на некᴏᴛᴏᴩые аспекты теоретического анализа и прогнозирования в области международных отношений даже возросло, став основой практических шагов, предпринимаемых мировым сообществом по демократизации и гуманизации данных отношений, а также попыток формирования нового, сознательно регулируемого мирового порядка, отвечающего общим интересам всего человечества.
При всем этом следует отметить, что идеализм в течение длительного времени (а в некᴏᴛᴏᴩом отношении - и по сей день1) считался утратившим всякое влияние и уж во всяком случае - безнадежно отставшим от требований современности. И действительно, лежащий в его основе нормативистский подход оказался глубоко подорванным вследствие нарастания напряженности в Европе 30-х годов, агрессивной политики фашизма и краха Лиги Наций, развязывания мирового конфликта 1939-1945 гг. и "холодной войны" в последующие годы. Результатом стало возрождение на американской почве европейской классической традиции с присущим ей выдвижением на передний план в анализе международных отношений таких понятий, как "сила" и "баланс сил", "национальный интерес" и "конфликт".
Стоит сказать - политический реализм не только подверг идеализм сокрушительной критике, - указав, в частности, на то обстоятельство, что идеалистические иллюзии государственных деятелей того вре-
" В большинстве изданных на Западе учебников по международным отношениям идеализм как самостоятельное теоретическое направление либо не рассматривается, либо служит не более, чем "критическим фоном" при анализе политического реализма и других теоретических направлений.
мени в немалой степени способствовали развязыванию второй мировой войны, - но и предложил достаточно стройную теорию. Ее наиболее известные представители - Рейнхольд Нибур, Фредерик Шуман, Джордж Кеннан, Джордж Шварценбергер, Кеннет Томпсон, Генри Киссинджер, Эдвард Карр, Арнольд Уол-ферс и др. - надолго определили пути науки о международных отношениях. Бесспорными лидерами ϶ᴛᴏго направления стали Ганс Моргентау и Реймон Арон.
1 Работа Г. Моргентау "Стоит сказать - политические отношения между наци-\я]Ми. Борьба за власть", первое издание кᴏᴛᴏᴩой увидело свет в |48 году, стала ϲʙᴏего рода "библией" для многих поколений (Д||аентов-политологов как в самих США, так и в других странах ""JSffaaa. С позиции Г. Моргентау международные отношения / ппЬдставляют собой арену острого противоборства государств. В остюве всей международной деятельности последних лежит их стремление к увеличению ϲʙᴏей власти, или силы (power) и уменьшению власти других. При ϶ᴛᴏм термин "власть" понимается в самом широком смысле: как военная и экономическая мощь государства, гарантия его наибольшей безопасности и процветания, славы и престижа, возможности для распространения его идеологических установок и духовных ценностей. Два основных пути, на кᴏᴛᴏᴩых государство обеспечивает себе власть, и одновременно два взаимодополняющих аспекта его внешней политики - ϶ᴛᴏ военная стратегия и дипломатия. Первая из них трактуется в духе Клаузевица: как продолжение политики насильственными средствами. Дипломатия же, напротив, есть мирная борьба за власть. Отметим тот факт - что в современную эпоху, говорит Г. Моргентау, государства выражают ϲʙᴏю потребность во власти в терминах "национального интереса". Результатом стремления каждого из государств к максимальному удовлетворению ϲʙᴏих национальных интересов будет установление на мировой арене определенного равновесия (баланса) власти (силы), кᴏᴛᴏᴩое будет единственным реалистическим способом обеспечить и сохранить мир. Собственно, состояние мира - ϶ᴛᴏ и есть состояние равновесия сил между государствами.
Согласно Моргентау, есть два фактора, кᴏᴛᴏᴩые способны удерживать стремления государств к власти в каких-то рамках - ϶ᴛᴏ международное право и мораль. При этом слишком доверяться им в стремлении обеспечить мир между государствами - означало бы впадать в непростительные иллюзии идеалистической школы. Проблема войны и мира не имеет никаких шансов на решение при помощи механизмов коллективной безопасности или по-
средством ООН. Утопичны и проекты гармонизации национальных интересов путем создания мирового сообщества или же мирового государства. Единственный путь, позволяющий надеяться избежать мировой ядерной войны - обновление дипломатии.
В ϲʙᴏей концепции Г. Моргентау исходит из шести принципов политического реализма, кᴏᴛᴏᴩые он обосновывает уже в самом начале ϲʙᴏей книги (20) В кратком изложении они выглядят следующим образом.
1. Стоит сказать - политика, как и общество в целом, управляется объективными законами, корни кᴏᴛᴏᴩых находятся в вечной и неизменной человеческой природе. По϶ᴛᴏму существует возможность создания рациональной теории, кᴏᴛᴏᴩая в состоянии отражать данные законы - хотя исключительно относительно и частично. Именно такая теория позволяет отделять объективную истину в международной полигике от субъективных суждений о ней.
2. Главный показатель политического реализма - "понятие интереса, выраженного в терминах власти". Стоит заметить, что оно обеспечивает связь между разумом, стремящимся понять международную полигику, и фактами, подлежащими познанию. Стоит заметить, что оно позволяет понять политику как самостоятельную сферу человеческой жизнедеятельности, не ϲʙᴏдимую к данныеческой, эстетической, экономической или религиозной сферам. Отметим, что тем самым указанное понятие позволяет избежать двух ошибок. В первую очередь, суждения об интересе политического деятеля на базе мотивов, а не на базе его поведения. И, во-вторых, выведения интереса политического деятеля из его идеологических или моральных предпочтений, а не из его "официальных обязанностей".
Стоит сказать - политический реализм включает не только теоретический, но и нормативный элемент: он настаивает на необходимости рациональной политики. Рациональная полигика - ϶ᴛᴏ правильная политика, так как она минимизирует риски и максимизирует выгоды. В то же время рациональность политики зависит и от ее моральных и практических целей.
3. Содержание понятия "интерес, выраженный в терминах власти" не будет неизменным. Важно понимать - оно зависит от того политического и культурного контекста, в кᴏᴛᴏᴩом происходит формирование международной политики государства. Это относится и к понятиям "сила" (power) и "политическое равновесие", а также к такому исходному понятию, обозначающему главное действующее лицо международной политики, как "государство-нация".
Стоит сказать - политический реализм отличается от всех других теоретических школ прежде всего в коренном вопросе о том, как изменить
современный мир. Он убежден в том, что такое изменение может быть осуществлено только при помощи умелого использования объективных законов, кᴏᴛᴏᴩые действовали в прошлом и будут действовать в будущем, а не путем подчинения политической реальности некоему абстрактному идеалу, кᴏᴛᴏᴩый отказывается признавать такие законы.
4. Стоит сказать - политический реализм признает моральное значение политического действия. Но одновременно он осознает и существование неизбежного противоречия между моральным императивом и требованиями успешного политического действия. Главные моральные требования не могут быть применены к деятельности государства как абстрактные и универсальные нормы. Стоит заметить, что они должны рассматриваться в конкретных обстоятельствах места и времени. Государство не может сказать: "Пусть мир погибнет, но справедливость должна восторжествовать!". Стоит заметить, что оно не может позволить себе самоубийство. По϶ᴛᴏму высшая моральная добродетель в международной политике - ϶ᴛᴏ умеренность и осторожность.
5. Стоит сказать - политический реализм отказывается отождествлять моральные стремления какой-либо нации с универсальными моральными нормами. Важно заметить, что одно дело - знать, что нации подчиняются моральному закону в ϲʙᴏей политике, и совсем другое - претендовать на знание того, что хорошо и что плохо в международных отношениях.
6. Отметим, что теория политического реализма исходит из плюралистической концепции природы человека. Реальный человек - ϶ᴛᴏ и "экономический человек", и "моральный человек", и "религиозный человек" и т. д. Только "политический человек" подобен животному, так как у него нет "моральных тормозов". Только "мо-ральныйчеловек" - глупец, т.к. он лишен осторожности. Только
*PeJЭДi^^fe^йLчeлoвeкoм"> может быть исключительно святой, поскольку у него^й^Ынв^^еланий.
^Тризнжвая ϶ᴛᴏ, политический реализм отстаивает относительную автономность указанных аспектов и настаивает на том, что познание каждого из них требует абстрагирования от других и происходит в собственных терминах.
Как мы увидим из дальнейшего изложения, не все из вышеприведенных принципов, сформулированных основателем теории политического реализма Г. Моргентау, безоговорочно разделяются другими приверженцами - и, тем более, противниками- данного направления. При всем этом его концептуальная стройность, стремление опираться на объективные законы общественного развития, стремление к беспристрастному и строгому ана-
лизу международной действительности, отличающейся от абстрактных идеалов и основанных на них бесплодных и опасных иллюзиях, - все ϶ᴛᴏ способствовало расширению влияния и авторитета политического реализма как в академической среде, так и в кругах государственных деятелей различных стран.
При этом и политический реализм не стал безраздельно господствующей парадигмой в науке о международных отношениях. Превращению его в центральное звено, цементирующее начало некоей единой теории с самого начала мешали его серьезные недостатки.
Дело в том, что, исходя из понимания международных отношений как "естественного состояния" силового противоборства за обладание властью, политический реализм, по существу, ϲʙᴏдит данные отношения к межгосударственным, что значительно обедняет их понимание. Более того, внутренняя и внешняя политика государства в трактовке политических реалистов выглядят как не связанные друг с другом, а сами государства - как ϲʙᴏего рода взаимозаменяемые механические тела, с идентичной реакцией на внешние воздействия. Разница исключительно в том, что одни государства будут сильными, а другие - слабыми. Недаром один из влиятельных приверженцев политического реализма А. Уолферс строил картину международных отношений, сравнивая взаимодействие государств на мировой арене со столкновением шаров на бил-лиардном столе (21) Абсолютизация роли силы и недооценка значения других факторов, - например таких, как духовные ценности, социокультурные реальности и т.п., - значительно обедняет анализ международных отношений, снижает степень его достоверности. Это тем более верно, что содержание таких ключевых для теории политического реализма понятий, как "сила" и "национальный интерес", остается в ней достаточно расплывчатым, давая повод для дискуссий и многозначного толкования. Наконец, в ϲʙᴏем стремлении опираться на вечные и неизменные объективные законы международного взаимодействия политический реализм стал, по сути дела, заложником собственного подхода. Им не были учтены весьма важные тенденции и уже произошедшие изменения, кᴏᴛᴏᴩые все в большей степени определяют характер современных международных отношений от тех, кᴏᴛᴏᴩые господствовали на международной арене вплоть до начала XX века. Важно заметить, что одновременно было упущено еще одно обстоятельство: то, что указанные изменения требуют применения, наряду с традиционными, и новых методов и средств научного анализа международных отношений. Все ϶ᴛᴏ вызвало критику в ад-
рее политического реализма со стороны приверженцев иных под-хов, и, прежде всего, со стороны представителей так называемого модернистского направления и многообразных теорий взаимозависимости и интеграции. Не будет преувеличением сказать, что эта полемика, фактически сопровождавшая теорию политического реализма с ее первых шагов, способствовала все большему осознанию необходимости дополнить политический анализ международных реалий социологическим.
Представители ^модернизма*, или "научного" направления в анализе международных отношений, чаще всего не затрагивая исходные постулаты политического реализма, подвергали резкой критике его приверженность традиционным методам, основанным, главным образом, на интуиции и теоретической интерпретации. Стоит сказать - полемика между "модернистами" и "традиционалистами" достигает особого накала, начиная с 60-х гг., получив в научной литературе название "нового большого спора" (см., например: 12 и 22) Источником ϶ᴛᴏго спора стало настойчивое стремление ряда исследователей нового поколения (Куинси Райт, Мортон Кап-лан, Карл Дойч, Дэвид Сингер, Калеви Холсти, Эрнст Хаас и мн. др.) преодолеть недостатки классического подхода и придать изучению международных отношений подлинно научный статус. Отсюда повышенное внимание к использованию средств математики, формализации, к моделированию, сбору и обработке данных, к эмпирической верификации результатов, а также других исследовательских процедур, заимствованных из точных дисциплин и противопоставляемых традиционным методам, основанным на интуиции исследователя, суждениях по аналогии и т.п. Такой подход, возникший в США, коснулся исследований не только международных отношений, но и других сфер социальной действительности, явившись выражением проникновения в общественные науки более широкой тенденции позитивизма, возникшей на европейской почве еще в XIX в.
Действительно, еще Сеи-Симон и О. Конт предприняли попытку применить к изучению социальных феноменов строгие научные методы. Наличие солидной эмпирической традиции, методик, уже апробированных в таких дисциплинах как социология или психология, ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующей технической базы, дающей исследователям новые средства анализа, побудило американских ученых, начиная с К. Райта, к стремлению использовать весь ϶ᴛᴏт багаж при изучении международных отношений. Подобное стремление сопровождалось отказом от априорных суждений относительно влияния тех или иных факторов на характер меж-
дународных
отношений, отрицанием как любых "метафизических предрассудков", так и
выводов, основывающихся, подобно марксизму, на детерминистских гипотезах.
При этом, как подчеркивает М. Мерль (см.: 16, р. 91-92), такой подход не
означает, что можно обойтись без глобальной объяснительной гипотезы.
Исследование же природных явлений выработало две противоположных модели, между
кᴏᴛᴏᴩыми колеблются и специалисты в области социальных наук.
С одной точки зрения,
϶ᴛᴏ учение Ч. Дарвина о безжалостной борьбе видов и законе естественного отбора
и его марксистская интерпретация. С другой - органическая философия Г.
Спенсера, в основу кᴏᴛᴏᴩой положена концепция постоянства и стабильности
биологических и социальных явлений. Позитивизм в США пошел по второму пути -
пути уподобления общества живому организму, жизнь кᴏᴛᴏᴩого основана на
дифференциации и координации его различных функций. С ϶ᴛᴏй точки зрения,
изучение международных отношений, как и любого иного вида общественных
отношений, должно начинаться с анализа функций, выполняемых их участниками, с
переходом затем к исследованию взаимодействий между их носителями и, наконец, -
к проблемам, связанным с адаптацией социального организма к ϲʙᴏему окружению. В
наследии органицизма, считает М. Мерль, можно выделить два течения. Важно заметить, что одно из них
уделяет главное внимание изучению поведения действующих лиц, другое -
артикуляции различных типов такого поведения. Соответственно, первое дало
начало бихевиоризму, а второе - функционализму и системному подходу в науке о
международных отношениях (см.: там же, р. 93)
Явившись реакцией на недостатки традиционных методов изучения международных отношений, применяемых в теории политического реализма, модернизм не стал сколь-либо однородным течением - ни в теоретическом, ни в методологическом плане. Общим для него будет, главным образом, приверженность междисциплинарному подходу, стремление к применению строгих научных методов и процедур, к увеличению числа поддающихся проверке эмпирических данных. Его недостатки состоят в фактическом отрицании специфики международных отношений, фрагментарности конкретных исследовательских объектов, обусловливающей фактическое отсутствие целостной картины международных отношений, в неспособности избежать субъективизма. Отметим, что тем не менее многие исследования приверженцев модернистского направления оказались весьма плодотворными, обогатив науку не только новыми методиками, но и весьма значи-
мыми выводами, сделанными на их основе. Не стоит забывать, что важно отметить и то обстоятельство, что они открыли перспективу микросоциологической парадигмы в изучении международных отношений.
В случае если полемика между приверженцами модернизма и политического реализма касалась, главным образом, методов исследования международных отношений, то представители транснационализма (Роберт О. Коохейн, Джозеф Най), теорий интеграции (Дэвид Митрани) и взаимозависимости (Эрнст Хаас, Дэвид Мо-урс) подвергли критике сами концептуальные основы классической школы. В центре нового "большого спора", разгоревшегося в конце 60-х - начале 70-х гг., оказалась роль государства как участника международных отношений, значение национального интереса и силы для понимания сути происходящего на мировой арене.
Сторонники различных теоретических течений, кᴏᴛᴏᴩые могут быть условно названы "транснационалистами", выдвинули общую идею, согласно кᴏᴛᴏᴩой политический реализм и ϲʙᴏйственная ему этатистская парадигма не ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙуют характеру и основным тенденциям международных отношений и потому должны быть отброшены. Международные отношения выходят далеко за рамки межгосударственных взаимодействий, основанных на национальных интересах и силовом противоборстве. Государство, как международный актор, лишается ϲʙᴏей монополии. Помимо государств, в международных отношениях принимают участие индивиды, предприятия, организации, другие негосударственные объединения. Многообразие участников, видов (культурное и научное сотрудничество, экономические обмены и т.п.) и "каналов" (партнерские связи между университетами, религиозными организациями, землячествами и ассоциациями и т.п.) взаимодействия между ними, вытесняют государство из центра международного общения, способствуют трансформации такого общения из "интернационального" (т.е. межгосударственного, если вспомнить даннымологическое значение ϶ᴛᴏго термина) в "транснациональное* (т.е. осуществляющееся помимо и без участия государств) "Неприятие преобладающего межправительственного подхода и стремление выйти за рамки межгосударственных взаимодействий привело нас к размышлениям в терминах транснациональных отношений", - пишут в предисловии к ϲʙᴏей книге "Транснациональные отношения и мировая политика" американские ученые Дж. Най и Р. Коохейи.
Революционные изменения в технологии средств связи и транспорта, трансформация ситуации на мировых рынках, рост числа
и значения транснациональных корпораций стимулировали возникновение новых тенденций на мировой арене. Преобладающими среди них становятся: опережающий рост мировой торговли по сравнению с мировым производством, проникновение процессов модернизации, урбанизации и развития средств коммуникации в развивающиеся страны, усиление международной роли малых государств и частных субъектов, наконец, сокращение возможностей великих держав контролировать состояние окружающей среды. Обобщающим последствием и выражением всех данных процессов будет возрастание взаимозависимости мира и относительное уменьшение роли силы в международных отношениях (23) Сторонники транснационализма1 часто склонны рассматривать сферу транснациональных отношений как ϲʙᴏего рода международное общество, к анализу кᴏᴛᴏᴩого применимы те же методы, кᴏᴛᴏᴩые позволяют понять и объяснить процессы, происходящие в любом общественном организме. Исходя из всего выше сказанного, мы приходим к выводу, что по существу, речь идет о макросоциологической парадигме в подходе к изучению международных отношений.
Транснационализм способствовал осознанию ряда новых явлений в международных отношениях, по϶ᴛᴏму многие положения ϶ᴛᴏго течения продолжают развиваться его сторонниками и в 90-е гг. (24) Вместе с тем, на него наложило ϲʙᴏй отпечаток его несомненное идейное родство с классическим идеализмом с присущими ему склонностями переоценивать действительное значение наблюдаемых тенденций в изменении характера международных отношений. Заметным будет и некᴏᴛᴏᴩое сходство положений, выдвигаемых транснационализмом, с рядом положений, кᴏᴛᴏᴩые отстаивает неомарксистское течение в науке о международных отношениях.
Представителей неомарксизма (Стоит сказать - пол Баран, Стоит сказать - пол Суизи, Самир Амин, Арджири Имманюель, Иммануил Не стоит забывать, что валлерстайн и др.) - течения столь же неоднородного, как и транснационализм, также объединяет идея о целостности мирового сообщества и определенная утопичность в оценке его будущего. Вместе с тем исходным пунктом и основой их концептуальных построений выступает мысль о несимметричности взаимозависимости современ-
" Среди них можно назвать не только многих ученых США, Европы, других регионов мира, но и известных политических деятелей - например таких, как бывший президент Франции В. Жискар д"Эстэн, влиятельные неправительственные политические организации и исследовательские центры - например. Комиссия Пальме, Комиссия Брандта, Римский клуб и др.
ного мира и более того - о реальной зависимости экономически слаборазвитых стран от индустриальных государств, об эксплуатации и ограблении первых последними. Основываясь на некᴏᴛᴏᴩых тезисах классического марксизма, неомарксисты представляют пространство международных отношений в виде глобальной империи, периферия кᴏᴛᴏᴩой остается под гнетом центра и после обретения ранее колониальными странами ϲʙᴏей политической независимости. Это пробудет в неравенстве экономических обменов и неравномерном развитии (25)
Так например, "центр", в рамках кᴏᴛᴏᴩого осуществляется около 80% всех мировых экономических сделок, зависит в ϲʙᴏем развитии от сырья и ресурсов "периферии". При этом, страны периферии будут потребителями промышленной и иной продукции, производимой вне их. Отметим, что тем самым они попадают в зависимость центра, становясь жертвами неравного экономического обмена, колебаний в мировых ценах на сырье и экономической помощи со стороны развитых государств. По϶ᴛᴏму, в конечном итоге, "экономический рост, основанный на интеграции в мировой рынок, есть развитие слаборазвитое(tm)" (26)
В семидесятые годы подобный подход к рассмотрению международных отношений стал для стран "третьего мира" основой идеи о необходимости установления нового мирового экономического порядка. Под давлением данных стран, составляющих большинство стран - членов Организации Объединенных Наций, Генеральная Ассамблея ООН в апреле 1974 года приняла ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующую декларацию и программу действий, а в декабре того же года - Хартию об экономических правах и обязанностях государств.
Таким образом, каждое из рассмотренных теоретических течений имеет ϲʙᴏи сильные стороны и ϲʙᴏи недостатки, каждое демонстрирует определенные аспекты реальности и находит то или иное проявление в практике международных отношений. Стоит сказать - полемика между ними способствовала их взаимообогащению, а следовательно, и обогащению науки о международных отношениях в целом. При всем этом, нельзя отрицать, что указанная полемика не убедила научное сообщество в превосходстве какого-либо одного над остальными, как не привела и к их синтезу. Оба данных вывода могут быть проиллюстрированы на примере концепции неореализма.
Сам ϶ᴛᴏт термин демонстрирует стремление ряда американских ученых (Кеннет Уолц, Роберт Гилпин, Джозеф Грейко и др.) к сохранению преимуществ классической традиции и одновре-
менно - к обогащению ее, с учетом новых международных реалий и достижений других теоретических течений. Показательно, что один из наиболее давних сторонников транснационализма, Коохейн, в 80-е гг. приходит к выводу о том, что центральные понятия политического реализма "сила", "национальный интерес", рациональное поведение и др. - остаются важным средством и условием плодотворного анализа международных отношений (27) С другой стороны, К. Уолц говорит о потребности обогащения реалистического подхода за счет той научной строгости данных и эмпирической верифицируемости выводов, необходимость кᴏᴛᴏᴩой сторонниками традиционного взглядатрадиционно отвергалась.
Возникновение школы неореализма в Международных отношениях связывают с публикацией книги К. Уолца "Отметим, что теория международной политики", первое издание кᴏᴛᴏᴩой увидело свет в 1979 году (28) Отстаивая основные положения политического реализма ("естественное состояние" международных отношений, рациональность в действиях основных акторов, национальный интерес как их основной мотив, стремление к обладанию силой), ее автор в то же время подвергает ϲʙᴏих предшественников критике за провал попыток в создании теории международной политики как автономной дисциплины. Ганса Моргентау он критикует за отождествление внешней политики с международной политикой, а Раймона Арона - за его скептицизм в вопросе о возможности создания Международных отношений как самостоятельной теории.
Настаивая на том, что любая теория международных отношений должна основываться не на частностях, а на целостности мира, принимать за ϲʙᴏй отправной пункт существование глобальной системы, а не государств, кᴏᴛᴏᴩые будут ее элементами, Уолц делает определенный шаг к сближению и с транснационалистами.
При ϶ᴛᴏм системный характер международных отношений обусловлен, по мнению К. Уолца, не взаимодействующими здесь акторами, не присущими им основными особенностями (связанными с географическим положением, демографическим потенциалом, социо-культурной спецификой и т.п.), а ϲʙᴏйствами структуры международной системы. (По данной причине неореализм нередко квалифицируют как структурный реализм или просто структурализм.) Являясь следствием взаимодействий международных акторов, структура международной системы в то же время не ϲʙᴏдится к простой сумме таких взаимодействий, а представляет
собой самостоятельный феномен, способный навязать государствам те или иные ограничения, или же, напротив, предложить им благоприятные возможности на мировой арене.
Следует подчеркнуть, что, согласно неореализму, структурные ϲʙᴏйства международной системы фактически не зависят от каких-либо усилий малых и средних государств, являясь результатом взаимодействий между великими державами. Это означает, что именно им и ϲʙᴏйственно "естественное состояние" международных отношений. Что же касается взаимодействий между великими державами и другими государствами, то они уже не могут быть охарактеризованы как анархические, так как приобретают иные формы, кᴏᴛᴏᴩые чаще всего зависят от воли великих держав.
Важно заметить, что один из
последователей структурализма, Барри Базан, развил его основные положения
применительно к региональным системам, кᴏᴛᴏᴩые он рассматривает как
промежуточные между глобальной международной и государственной системами (29)
В наибольшей степени важной особенностью региональных систем будет, с его точки зрения,
комплекс безопасности. Речь идет о том, что государства-соседи оказываются
столь тесно связанными друг с другом в вопросах безопасности, что национальная
безопасность одного из них не может быть отделена от национальной безопасности
других.
Стоит отметить, что основу структуры всякой региональной подсистемы составляют два фактора,
подробно рассматриваемые автором:
распределение возможностей между имеющимися акторами и отношения дружественности или враждебности между ними. При ϶ᴛᴏм как то, так и другое, показывает Б. Базан, подвержено манипулированию со стороны великих держав.
Воспользовавшись предложенной таким образом методологией, датский исследователь М. Мозаффари положил ее в основу анализа структурных изменений, кᴏᴛᴏᴩые произошли в Персидском заливе в результате иракской агрессии против Кувейта и последовавшего затем разгрома Ирака союзническими (а по существу - американскими) войсками (30) В итоге он пришел к выводу об операциональности структурализма, о его преимуществах по сравнению с другими теоретическими направлениями. При всем этом Мозаффари показывает и слабости, присущие неореализму, среди кᴏᴛᴏᴩых он называет положения о вечности и неизменности таких характеристик международной системы, как ее "естественное состояние", баланс сил, как способ стабилизации, присущая ей статичность (см.: там же, р. 81)
объясняется его собственными преимуществами, чем разнородностью и слабостью любой другой теории. А стремление к сохранению максимальной преемственности с классической школой означает, что уделом неореализма остается и большинство ϲʙᴏйственных ей недостатков (см.: 14, р. 300, 302) Еще более суровый приговор выносят французские авторы М.-К. Смуи и Б. Бади, по мнению кᴏᴛᴏᴩых теории международных отношений, оставаясь в плену западноцентричного подхода, оказались неспособными отразить радикальные изменения, происходящие в мировой системе, как и "предсказать ни ускоренную деколонизацию в послевоенный период, ни вспышки религиозного фундаментализма, ни окончания холодной войны, ни распада советской империи. Короче, ничего из того, что относится к грешной социальной действительности" (31)
Неудовлетворенность состоянием и возможностями науки о международных отношениях стала одним из главных побудительных мотивов к созданию и совершенствованию относительно автономной дисциплины - социологии международных отношений. В наибольшей степени последовательные усилия в ϶ᴛᴏм направлении были предприняты французскими учеными.
российская теория
МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ:
КАКОЙ ЕЙ БЫТЬ?*
А.П. Цыганков
Мы, русские, ничего не сделали для человечества именно потому, что у нас нет, не явилось, по крайней мере, русского воззрения.
К.С. Аксаков
Назрел поворот к изучению реальности во всех ее противоречиях и созданию собственной теории, которая перестала бы видеть в местных особенностях, не вместимых в западные схемы, отклонения и патологию.
Введение
Российская наука международных отношений вступает в особый период своего развития. За двадцать с лишним лет после распада Советского государства пройден значительный путь, освоен богатый массив эмпирического и теоретического материала, выработан ряд интересных концепций и подходов* 1. Вместе с тем в развитии российских международных исследований обнаружились и немалые проблемы, связанные с характерными для этапа становления научной дисциплины трудностями идейного и материального характера. Все еще вяло развиваются эмпирические исследования, в то время как теоретические работы страдают чрезмерной абстрактностью. Общий кризис системы общественных наук в России, отчасти связанный с распадом марксистской парадигмы, сказывает-
* Значительная часть идей статьи детально обсуждается в: .
1 Подробнее развитие российских международных исследований анализировалось в: , .
А.Д. Богатуров
ся и на развитии международных исследований. Мир же ощутимо изменился, оставляя позади полосу однополярной глобализации и обнаруживая целый ряд новых экономических, политических и этнокультурных разломов2. Готовы ли мы к его осмыслению? Обладаем ли необходимым для этого методологическим и теоретическим инструментарием? Способны ли российские международники ответить на новые вызовы времени?
Данная статья предлагает осмысливать новые мировые реалии на путях развития российской теории международных отношений (РТМО). На переломном этапе мирового развития теории могла бы принадлежать инициатива в определении наиболее важных сфер эмпирического анализа и внешнеполитической практики. К сожалению, РТМО все еще находится в процессе формирования, нередко раздираясь в
2 Подробный анализ новых явлений в международных отношениях предпринимался в России в недавних работах: , .
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
противоречиях и борьбе взаимоисключающих подходов. Среди российских международников-теоретиков сформировались представители универсалистского и изоляционистского мышления. Если первые считают, что главное - это как можно быстрее интегрироваться в западное профессиональное сообщество международников, то вторые рассматривают такой путь как гибельный, видя в нем отказ от собственной системы ценностей и призывая к интеллектуальной автаркии. Хорошо известный спор западников и почвенников находит свое отражение и в обсуждении путей развития РТМО.
Приглашая читателя к обсуждению возможных путей развития РТМО, я исхожу из необходимости преодоления этих крайностей. Отчасти такое преодоление было бы возможно в результате сокращения сложившегося в российской университетской практике разрыва между преподаванием международных отношений (МО) и русской политической мысли. Если политологи и философы изучают историю политической, в том числе отечественной, мысли, то международники чаще всего проходят курсы по основам западной теории международных отношений. Эти направления нуждаются друг в друге в целях дальнейшего развития, но разведены по разным подразделениям и факультетам. Для развития международных исследований в России необходимо глубокое знание своих собственных интеллектуальных корней, что невозможно без изучения русской мысли. Без движения в этом направлении нормальная для развития РТМО дискуссия между западниками и почвенниками будет тяготеть к чрезмерной идео-
66 СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА 2 (15) / 2014
логизации, затрудняя развитие теории. Если обозначенный разрыв будет преодолен, то в России со временем могли бы сложиться условия для формирования национальной школы в глобальной ТМО. Такая школа возникла бы на стыке международных отношений и истории отечественной мысли.
В развитие данной мысли в статье рассматриваются тенденции вестернизации и этноцентризма в глобальной ТМО, а также существо нового теоретического спора о возможности формирования универсальной теории познания мира. На этом глобальном фоне я предлагаю рассматривать вопрос о формировании РТМО, точки роста которой вижу на путях обращения к традициям русской мысли. Выступая с критикой универсалистских позиций, я ни в коем случае не хочу быть понятым как изоляционист. Опасность изоляционизма, хотя и ослабла за последнее двадцатилетие, все же не преодолена, о чем свидетельствуют активно развивающиеся конспирологические и псевдонаучные изыскания за пределами академических структур. В лучшем случае изоляционистская тенденция задержит и без того затянувшуюся выработку ответов на вопросы о российской идентичности и связанное с этим развитие РТМО. В худшем - вернет нас к удушающему творческую мысль догматизму.
Для меня очевидно, что любая ТМО может плодотворно развиваться лишь в процессе активного диалога российских исследователей со своими коллегами в западных и незападных странах. Надеюсь, что именно в ходе такого диалога выявится самобытность российской мысли, ибо, как писал еще Владимир Соловьев, «мы неизбежно налагаем
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
свой национальный отпечаток на все, что мы делаем» . Надеюсь и на то, что, размышляя о своем вкладе в глобальное интеллектуальное сообщество, российские теоретики не забудут и об ответственности за формирование желаемого образа будущего страны и мира в целом. Ведь любая социальная теория предполагает не только анализ фактов, но и творческое выстраивание образа общества с характерной для него системой смыслов и ценностей.
Вестернизация и этноцентризм в ТМО
Социальное познание давно занимает умы обществоведов. Дискуссии на эту тему вспыхивают и затухают периодически, отражая амбивалентность веры в универсальность и прогрессивный рост знания. В ХХ столетии начало дискуссий было положено теоретиками так называемого «логического позитивизма», сформулированного последователями Венского кружка в Европе. Следующим крупным этапом стала коррекция логического позитивизма Карлом Поппером с его «критическим рационализмом» и стремлением изменить принципы проверки научного знания. Основатель критического рационализма, в частности, утверждал, что знание не может быть научным, если оно сформулировано как нефальсифицируемое, т.е. если не предложены принципы и условия, при которых прежняя гипотеза будет считаться недееспособной. Затем подошло время «научных революций» Томаса Куна. Кун провел жесткое разграничение между «нормальной наукой» и научными революциями и указал на необходимость понимания социально-групповых условий, дикту-
ющих переходы от одной «парадигмы» нормальной науки к другой. Тем самым исследователь ближе своих предшественников подошел к принципам социологии знания, ряд которых задолго до него были сформулированы в Европе Карлом Маннгеймом и Максом Вебером.
Согласно последним, трактовка общественного знания не исключает, а предполагает понимание социокультурных особенностей его формирования. Дискуссии на темы методологии научного познания продолжаются, но большинство представителей сообщества международников согласны с принципом социальной обусловленности знания. Сегодня уже мало кто верит в сформулированные в рамках Венского кружка сциентистские принципы «логического позитивизма». Да и сам позитивизм стал более сложным и интересным, выйдя далеко за пределы «логического позитивизма» и в целом восприняв критику теории абсолютной и универсальной истины. Общественная наука не свободна и не может быть свободна от идеологии в том смысле, в каком ее понимали вслед за Карлом Марксом социологи Маннгейм и Вебер. Будучи частью общественного сознания, обществоведение активно воспроизводит и продуцирует национальные идеологемы и мифы. Полностью освободиться от этих мифов общественным наукам не под силу, хотя не стремиться к этому нельзя.
В силу обозначенной зависимости познания от особенностей культурного и идеологического контекста многие социальные теории являются этноцентричными в своей основе. В антропологии и социологии этноцентризм при-
COMPARATIVE POLITICS 2 (15) / 2014
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
нято определять как убежденность в «естественном» превосходстве собственной культуры по отношению к остальным3. Этноцентричная теория защищает ценности своей культуры и базируется на нравственном превосходстве одного культурного сообщества над другими. В этом случае другие воспринимаются как недостаточно цивилизованные и представляющие потенциальную угрозу. Специалисты по развитию науки, в том числе социальной, пришли к выводу, что такая убежденность формируется в ходе исторического развития и коренится в институциональных, социальных и цивилизационных структурах общества . Менее склонные к этноцентризму теории определяют «свои» моральные ценности как открытые переоценке, а не абсолютные и неизменные. При этом они рассматривают альтернативные сообщества не столько как угрозу, сколько как источник нового знания.
Теории международных отношений также не свободны от этноцентризма и нередко основываются на жестких посылках породившей их культуры. По справедливому замечанию американского политолога Стэнли Хоффмана, международные отношения являются «американской общественной наукой», отражая и теоретически закрепляя видение мира через призму западной цивилизации . Еще более категорично выразился британский международник Эдвард Карр, определивший западную науку международных отношений как «наилучший способ управлять миром с позиции силы» . Очевидно, что никакая наука не находится вне време-
3 Хороший обзор литературы содержится в: .
68 СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА 2 (15) / 2014
ни и пространства. Западное понимание международных отношений было сформулировано применительно к реальностям западной цивилизации и не обязательно является применимым в остальной части мира. В представленном многообразием культурных, этнических, религиозных и региональных традиций мире вообще сложно представить себе единое понимание международных отношений.
Не случайно многие выработанные в рамках западной интеллектуальной традиции теории плохо приспособлены для объяснения событий, происходящих за пределами данной части мира. Вспомним, например, что попытка привить теорию «шоковой терапии» как образец перехода к рыночной экономике в российских условиях завершилась признанием необходимости ее (по меньшей мере) модификации. Широко распространившиеся теории демократического перехода также оказались далеки от универсальности и продемонстрировали необходимость адаптации к незападным социокультурным условиям. Специалисты помнят, что подобная участь постигла и теорию модернизации. Наконец, этноцентрична и теория демократического мира. Согласно данной теории, демократии не воюют друг с другом. Однако социальные корни демократии могут отличаться и далеко не всегда способствуют установлению мира. Так, некоторые из демократизирующихся режимов Евразии оказались милитаристскими, в том числе по отношению друг к другу .
Не все теории международных отношений одинаково этноцентричны, но все так или иначе являются отражением национального характера и соци-
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
окультурной специфики страны и не могут быть механически перенесены на иную культурную почву . Поэтому перспективы создания своего рода глобальной международной теории остаются туманными, ведь национальнокультурные различия никуда не исчезли и продолжают определять поведение участников мировой политики. Следовательно, важнейшим для международников является не только вопрос о том, возможна ли международная теория, но и вопрос о ее национальнокультурном своеобразии и возможности развития такой теории за пределами западного «центра». Если международной теории не под силу сформулировать универсально действующие законы поведения в мировой политике, то такая теория может стремиться к решению более скромной задачи - выявлению национально-культурных особенностей и традиций в мировой системе, исходя из понимания такой системы как глобально-плюралистической, а не глобально-универсалистской.
Новый теоретический спор: универсальны ли наши знания о мире?
В свете сказанного особый интерес представляет недавний и продолжающийся поныне спор в теории международных отношений. Смысл его связан как с критикой этноцентризма западной теории, так и с выяснением вопроса о том, возможна ли универсальная теория социальных знаний о мире. Этот спор является продолжением и логическим развитием уже состоявшихся споров в ТМО.
Прежние споры могут быть суммированы как движение от полемики среди западных специалистов к постепенному
подключению к теории международных отношений представителей критического направления и ученых, работающих за пределами западного региона. В первой трети ХХ в. активно развивалась дискуссия между выступавшими за запрет войн посредством международного права идеалистами и отрицавшими такую возможность реалистами. В середине века дискуссия о принципах мирового порядка дополнилась спором о методологии исследования. Многие международники уверовали в модернистские или количественные методы сбора и анализа информации о мире. В этом споре модернистам противостояли традиционалисты, или сторонники традиционных исторических и правовых подходов. Наконец в последней трети столетия активизировались представители критического и постструктуралистского направления, атаковавшие мейнстрим за его консервативность и неспособность переосмыслить международные отношения в связи с возникновением и развитием новых социальных движений в мире. Постмодернисты, феминисты, марксисты и другие поставили под сомнение традиционную рационалистски-ориентированную ТМО и ее методы осмысления происходящих в мире процессов. В 1980-е гг. ответом на вызов постструктурализма в Европе и США стало возникновение конструктивистского направления, занявшегося изучением социальных норм, идей и иден-тичностей4.
В начале ХХ! в. заделы представителей постструктуралистского направ-
4 О спорах в теории международных отношений см.: .
COMPARATIVE POLITICS 2 (15) / 2014
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
ления сделали возможным для ученых поставить под сомнение монополию западного познания международных отношений. Уже в последней четверти ХХ столетия стараниями Хейварда Ал-кера и его последователей был остро поставлен вопрос о политической гегемонии и интеллектуальной провинциальности американских теорий МО . Позднее эти усилия привели к активизации сторонников плюрализации процессов познания мира . Арлин Тик-нер, Оле Вэйвер и Давид Блэйни, преподающие международные отношения соответственно в Коломбии, континентальной Европе и США, стали инициаторами серии книг о развитии ТМО в различных частях мира . Элен Пелерин выступила редактором франкоязычной книги о преодолении англоамериканского центризма в международных отношениях . Джон Хобсон опубликовал важную книгу, анализирующую колониальный евроцентризм западных теорий международных отношений . Кроме того, среди теоретиков МО возрос интерес к проблемам цивилизации, цивилизационной идентичности и их влиянию на формирование взглядов о мире .
Новый спор в теории разворачивается на фоне растущих изменений в социально-политической практике международных отношений. Как и любую другую дискуссию в общественных науках, спор о преодолении вестернизации и западно-колониального наследия трудно понять без уяснения его социальных корней. Корни этого спора следует искать в постепенном становлении нового мирового порядка, в основе которого находится распад однополяр-
70 СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА 2 (15) / 2014
ного доминирования в мире США и западной цивилизации в целом. Этот процесс, начатый террористической атакой исламских радикалов «Аль-Каиды» в сентябре 2001 г., был продолжен подорвавшим экономическое господство Запада ростом Китая и других незападных держав и выразился как в материальном ослаблении западной цивилизации, так и неуклонном снижении ее монополии на использование силы в мире. Сначала российско-грузинский вооруженный конфликт, а затем и гражданская война в Сирии продемонстрировали неспособность США и их союзников ограничить использование силы другими (в том числе против ближайших партнеров), а также мобилизоваться на ее использование в условиях противодействия со стороны России, Китая и других крупных держав.
На этом социально-политическом фоне развивается полемика между новыми сторонниками универсального знания о мире и защитниками плюралистического видения мира и ТМО. Универсалисты исходят из онтологического единства мира, требующего формирования единых рациональных стандартов его постижения. Представители либерального и реалистского направления в западной ТМО считают состоявшимся глобальный мир с характерными для него едиными принципами поведения государств и урегулирования международных споров. Для либералов речь идет о формировании международных институтов, в то время как реалисты делают упор на военно-силовое измерение мирового порядка и ведущую роль США в поддержании оптимального для Запада международного равновесия сил. Но и те и другие убеждены, что
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
единство мира подразумевает единство принципов его познания, а онтологический универсализм должен быть дополнен эпистемологическим. Что касается попыток Китая и других незападных культур сформировать их собственные подходы или школы ТМО, то они видятся как несостоятельные, поскольку ставят под сомнение принципы универсальности научного познания (анализ, верификация и др.) и, следовательно, тяготеют к самоизоляции. Так, например, американский исследователь Джек Снайдер выразил готовность изучать конфуцианство как необходимость осмысления китайской стратегической культуры, но отказал ему в праве выступить философским основанием особой китайской школы в ТМО .
С критикой попыток сформулировать альтернативные школы теоретизирования выступают не только западные реалисты и либералы, но и некоторые представители постструктуралистского направления в ТМО. Не будучи сторонниками вестернизации и универсализма западного типа, они, тем не менее, высказываются в защиту все тех же единых принципов научной верификации, сомневаясь в продуктивности как формирования национальных школ в ТМО, так и самого диалога «западного» и «незападных» подходов . Например, для британской исследовательницы Кимберли Хатчинс уже само противопоставление «западного» «незападному» исключает возможность диалога и на выходе не способно дать ничего, кроме нескончаемой взаимной критики, нового противопоставления и усиления провинциальности .
Что касается критиков глобальноуниверсалистского видения, то они вос-
принимают плюрализацию ТМО как естественное отражение плюрализации самого мира с его многообразием властных, социальных и культурных отношений. Корни этой позиции нетрудно выявить в работах представителей различных направлений социальной и международно-политической мысли. Так, некоторые представители реалистского направления, подобно уже цитировавшемуся Карру, считают, что знание не свободно от политики, а, наоборот, включено в систему властных отношений в мире. Следовательно, объективность познания затруднена неравенством сторон, а претензии на универсализм на поверку стремятся закрепить властные интересы и позиции сильного. Сторонники франкфуртской критической теории, подобно Юргену Хабермасу, заходят еще дальше, считая прогрессивную теорию основой социальной и политической трансформации общества . Что касается уже упоминавшихся представителей социологии знания, то для них непреложным остается анализ социокультурных границ универсализма и социального контекста функционирования идей. Наконец, теоретики, работающие в постколониальной традиции, видят в стремлении к универсализму неспособность понять Другого и желание властвовать над ним5 * *.
Означает ли это, что критики универсализма отказываются от участия в формировании единой ТМО? Некоторые из них, вероятно, будут готовы сделать заявления, подобные Фридриху Ницше и представителям французского постмодернизма, согласно которым не только
5 Более подробный анализ литературы содер-
жится в: .
COMPARATIVE POLITICS 2 (15) / 2014
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
Бог, но и автор умер, а значит, и тексты более не несут в себе никакой смысловой нагрузки. Некоторые выскажутся в пользу невозможности единого знания, указав на извечность противостояния великих держав в мировой политике. Однако многие продолжают исходить из важности сохранения общей ТМО в качестве основополагающего научного ориентира. Для них глобально-плюралистическое видение мира не только не исключает, но и предполагает стремление к общим эпистемологическим ориентирам, однако наличие диалога различных подходов воспринимается при этом как непременное условие такого стремления. Необходимо отдавать себе отчет и в том, что на пути к формированию единой ТМО существует немало серьезных препятствий, к которым относятся, в частности, зауженные стандарты рациональности и эпистемологии. Недавние исследования методологов ТМО показали, что само понимание науки в МО должно быть существенно расширено6. Существуют и предложения расширить эпистемологические границы, выйдя за пределы академической общественной науки и проявив открытость к различным философским изысканиям, ориентированным на продуцирование знаний о мире .
Существует ли РТМО?7
Спор о характере познаний о мире находит свое продолжение и среди рос-
6 Американский исследователь Патрик Джексон выявил функционирование четырех научных традиций неопозитивизма, критического реализма, рефлексивизма и анали-тицизма, см.: .
7 В этом разделе я отчасти основываюсь на проведенном мною опросе российских международников-теоретиков. Более подробно результаты опроса будут изложены в отдельной статье.
72 СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА 2 (15) / 2014
сийских теоретиков МО. На сегодняшний день можно говорить о формировании двух полярных позиций.
Во-первых, в российских дискуссиях отчетливо слышны голоса универсалистов, позиция которых близка уже описанной выше точке позиции западных сторонников глобальноуниверсальной ТМО. Критически оценивая состояние российской науки международных отношений, российские универсалисты связывают его с недостаточно активными усилиями по подключению к глобальной науке. Некоторые из них считают этап освоения мирового опыта изучения МО в основном завершенным, но при этом не усматривают в российских исследованиях необходимого для теоретического развития разнообразия и дискуссий, сетуя на доминирование реалистских и геополитических подходов . Большинство же убеждено, что освоение мирового опыта еще впереди, ибо только интеграция в международное профессиональное сообщество может вывести российскую науку из тупиков изоляционистского развития и попыток сформировать «собственные» теории8. Не удивительно, что отношение представителей этой группы к идее создания российской школы МО является отрицательным. В ней усматриваются ничем не подкрепленные амбиции, тенденции к эпистемологическому изоляционизму и попытки оказать на науку идеологическое давление, подобное советскому .
Во-вторых, в российских академических и политических дискуссиях присутствует изоляционистская по-
8 Ответ А. Макарычева на анкету-опрос. Публикуется с разрешения автора.
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
зиция, являющаяся объектом критики со стороны универсалистов. Речь идет о тех представителях российской мысли внутри и за пределами академического сообщества, кто сохраняет убежденность, что все необходимое России для ее интеллектуального развития в основном уже создано, причем преимущественно самими русскими. Нам уже приходилось писать о тенденции к изоляционизму в российской науке МО, коренящейся в российском комплексе превосходства/неполноцен-ности . В российском интеллектуальном сообществе немало тех, кто убежден как в своем обладании истиной, так и в необходимости развития сугубо российской науки в целях важности противостояния «враждебному» Западу. Любопытно, что, отвергая западные постструктуралистские подходы как чуждые евразийским и православным ценностям России, представители этой группы активно заимствуют западные традиционалистские геополитические теории. Свежим примером творчества представителей данной группы может служить недавняя книга основателя неоевразийского направления российской геополитики Александра Дугина «Международные отношения». Автор книги демонстрирует знание различных направлений ТМО, однако в конструировании своей теории многополярного мира опирается на Сэмюэла Хантингтона, Збигнева Бжезинского и других традиционалистских теоретиков геополитической и геокультурной мысли .
Выявленные позиции являются полярно противоположными, не охватывая полностью существо проблемы, с которой сталкивается РТМО.
За двадцатилетний период развития российскими международниками-теоретиками предложен и разработан ряд оригинальных подходов и концепций в осмыслении мировых тенденций и внешней политики9. Потому правомерно говорить о том, что на сегодняшний день РТМО сформировалась в качестве научного направления. Вместе с тем очевидны и серьезные трудности, которые это направление испытывает в своем развитии. Трудно не согласиться с универсалистами, что отчасти эти трудности связаны со все еще слабой интеграцией российских ученых в глобальное сообщество специалистов-международников. У этой темы имеется множество интеллектуальных, институциональных и финансовых граней, каждая из которых должна серьезно обсуждаться. Но необходимо признать и то, что интеллектуальная адаптация к условиям глобального мира едва ли будет успешной без мобилизации собственных традиций общественного мышления. Российским международникам следует обратить внимание на наличие у России собственных и давно развивающихся корней мышления о мире. Об этой стороне проблемы следует сказать особо, тем более что ее решение вряд ли потребует мобилизации значительных финансовых ресурсов.
Как мне кажется, у России за последние несколько столетий сложился огромный, хотя и разрозненный массив теоретических знаний, который вполне может стать основой формирования российской школы в ТМО. С исторической точки зрения, РТМО
9 Подробнее см. в: .
COMPARATIVE POLITICS 2 (15) / 2014 73
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
уже сложилась как система размышлений о мире. Такое положение подпадает под определение ТМО, которые предложили в свое время Алкер и его коллеги и согласно которым международная теория есть система научных и культурно укорененных представлений и размышлений о мире . Под это определение подпадают и западные представления о мире, в основе которых лежит концепция отсутствия легитимирующего центра (анархия), правда, при этом теория анархии утрачивает придаваемый ей значительной частью западных международников ореол универсальности, сохраняя свою значимость в рамках данного сообщества ученых. За пределами же западного мира развивались и продолжают развиваться варианты международной теории иного свойства. Думается, что нет серьезных оснований выводить за пределы теорий международных отношений представления о мире мусульманских, православных и иных теологов и мыслителей, ставящих в центр проблему ценностей и долженствующего поведения. Тем более что из этих представлений исходят не только специалисты-обществоведы, но и практикующие дипломаты и политики.
Что касается РТМО, то в ней сложились не одна, а три заслуживающих внимания международников-теоретиков традиции10. Ее представители ориентируются соответственно на подражание Западу (западничество), сохранение независимой государственности (держав-ничество) и самобытной системы культурных ценностей (третьеримство). Под традицией я понимаю преемствен-
10 См. подробнее в: .
74 СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА 2 (15) / 2014
ность представлений о развитии международных отношений, развивающихся на протяжении нескольких столетий русской истории. У каждой из традиций или школ мышления сложились свои образы России и мировой системы, которые при всех исторических модификациях сохранили свою внутреннюю преемственность и отличия друг от друга.
Характерны, например, отличия западников, державников и третьерим-цев в понимании свободы, государства и мировой системы. Русское западничество убеждено в приоритетной ценности свободы, которую оно понимает как освобождение личности и которую находит на Западе, но не в России. Убежденные в неодолимости стремления к индивидуальному освобождению, западники считают западную цивилизацию наиболее развитой и жизнеспособной, а остальной мир - развивающимся в направлении воспроизводства основных ценностей Запада. Первоочередной задачей государства, следовательно, является создание условий свободы, способствуя процветанию и развитию личности. Такие представления существенно отличаются от сформировавшихся в границах двух других традиций русской международной теории - дер-жавничества и третьеримства. Державники интерпретируют свободу как политическую независимость, настаивая на приоритетности сильного и могущественного государства. Поскольку мир воспринимается ими как нескончаемая борьба за власть, державники убеждены, что без сильного государства Россия не сможет сохраниться и выжить. Наконец, для тех, кто видит в России независимую культуру и цивилизацию (Третий
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
Рим), вторичными являются все остальные цели. Не политическая свобода и независимость, а духовное освобождение должно, по их мнению, рассматриваться в качестве главного внутреннего и международного приоритета.
Ни одна из представленных традиций не является внутренне однородной, и каждая развивается в полемике друг с другом и находится под влиянием различных представителей западной мысли. Например, ранее западничество развивалось под влиянием католической мысли, а позднее, в зависимости от его разновидностей, под влиянием Шарля Монтескье, Иммануила Канта, Жан-Жака Руссо и других европейских философов. Державники тоже испытали значительное влияние западных идей, и многие из них восторгались европейской дипломатией Клеменса Меттерниха и Отто Бисмарка, а также американской дипломатией Генри Киссинджера и Збигнева Бжезинского. Даже самобытно-третьеримская традиция русского мышления испытала значительное влияние западных идей - от немецкого романтизма до американских теоретиков плюрализма цивилизаций.
Сегодня для дальнейшего развития РТМО следует активнее мобилизовывать накопленный российской мыслью массив теоретических знаний.
Необходимость
и возможность развития РТМО
Для дальнейшего развития РТМО необходимы новые интеллектуальные ориентиры, ресурсы и импульсы развития. Прежде всего российскому сообществу международников необходима дискуссия о необходимости формиро-
вания национальной школы в глобальной ТМО. Независимо от результатов, сам факт проведения такой дискуссии мог бы стать толчком в развитии РТМО. Российская наука МО во многом продолжает жить заимствованиями западных теорий, не задаваясь вопросом о характере и последствиях такого заимствования. Между тем необходимость учиться у Запада (и не только у него) не отменяет, а предполагает необходимость размышлять о возможностях и границах такого заимствования в интересах сохранения исторически сформировавшейся российской идентичности и системы ценностей.
Необходимость дальнейшего развития «русского воззрения» (Аксаков) обуславливается целым рядом особенностей географического, социокультурного и политико-экономического положения России в мире. Во-первых, на развитие РТМО не может не наложить свой отпечаток глубокое своеобразие страны, ставшее сплавом целого ряда характеристик: преимущественно православного вероисповедания, широты пространства и геополитических вызовов по периметру протяженных сухопутных границ, межцивилизационного культурного положения, довестфальских имперских корней, полуперифе-рийности в системе глобальных экономических связей, антибуржуазности массовых социальных слоев и многого другого. Во-вторых, необходимость развития РТМО диктуется реалиями глобальной конкуренции. Если прав был Карр, что западная теория международных отношений учит Запад искусству управления миром с позиции силы, то развитие международной теории за пределами США и Европы является
COMPARATIVE POLITICS 2 (15) / 2014
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
непременным условием обретения глобального политического равновесия. Давно сказано, что не желающие кормить свою армию будут кормить чужую. Нежелание же вкладывать необходимые ресурсы в развитие ТМО неизбежно обернется тем, что россияне утратят самостоятельную систему взглядов и ценностей. Такая система формировалась в России на протяжении веков, не раз помогая ей ответить на международные вызовы. Сегодня таким вызовом является становление многополярного мира. Если российское руководство претендует на внесение в становление этого мира заметного вклада, то формированию национальной международной теории нет альтернативы.
В связи с этим можно сформулировать две гипотезы, касающиеся развития РТМО и национальной общественной науки в условиях возросшей глобальной информационной открытости. Первое: чем своеобразнее культура страны, тем более активны будут усилия интеллектуального класса по созданию и развитию национальной модели мягкой силы и развития общественных наук в целях адаптации к условиям глобального мира. Второе: чем сильнее давление заимствовать инокультурные идеи (а с ними и ценности), тем более значительными должны быть материальные ресурсы страны, затрачиваемые на сохранение собственной интеллектуальной автономии и сопротивление опасности идейной колонизации.
Думается, что России может и должна принадлежать важная роль в процессе формирования глобальной плюралистической теории международных отношений. Сомневающиеся в справедливости такого утверждения могут
76 СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА 2 (15) / 2014
указать на то, что международные отношения как предмет преподавания и научная дисциплина развиваются в России сравнительно недавно, лишь со времени окончания холодной войны, и, следовательно, гораздо менее развиты, чем такие дисциплины, как политология, социология или экономика. Но молодость преподавательской дисциплины международных отношений не означает, что размышления о мире являются для русских чем-то принципиально новым. Эти размышления, развивающиеся на протяжении многих столетий, следует считать совокупным вкладом в РТМО. Если же они не кажутся кому-то вполне стройными и систематизированными, то не эти ли размышления следует взять за основу в целях развития национальной теории международных отношений?
Формирующейся сегодня РТМО предстоит обратиться к русским корням, кои глубоки и разнообразны. При этом важно учитывать не только социокультурное своеобразие общественных наук, но и органичное для любой теории стремление преодолеть контекстуальную зависимость. Любая теория сильна попытками подняться над описанием и выявить общие тенденции развития предмета. Следовательно, она должна вырабатываться не только на материале национальных споров, но и путем ее постоянного сопоставления с процессами развития иных школ международной теории. Оптимальным для России является путь диалога с доминирующими и критическими направлениями международной теории на Западе и на Востоке. Особенно важно соизмерять русские размышления о мире с западными концепциями и теориями,
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
поскольку последние являются наиболее систематизированными и аналитически развитыми. Освоение западного интеллектуального наследия является важнейшим условием развития российского обществоведения. Такое освоение было и всегда будет необходимым, хотя и недостаточным условием прогресса российского знания.
Таким образом, путь к формированию российской международной теории во многом лежит через воссоздание интеллектуальных традиций размышлений о мире, начиная со времен возникновения русского государства. Наличие таких традиций в государстве с тысячелетней историей едва ли подлежит какому-либо сомнению. Русские уже не первое столетие размышляют и спорят о том, как взаимодействовать с миром, задаваясь вопросами о национальных границах, характере евразийского окружения и системы международных отношений, специфике получения знаний о мире, природе насилия и принципах взаимосвязей человека и природы. Все эти и многие другие вопросы относятся к предмету международных отношений, а следовательно, вполне возможно попытаться реконструировать варианты их осмысления в российских условиях.
РТМО: образ желаемого будущего
Выстраивать международную теорию в России следует, руководствуясь пониманием наличных условий развития страны и мира и тем, какие решения предлагались русской мыслью в аналогичных условиях. Можно выделить три наличных, относительно долговременных условия мирового развития. Во-первых, это связанная со становлением многополярности политическая и эко-
номическая неустойчивость мира. Во-вторых, это диктуемая задачами российской модернизации потребность в новых зарубежных технологиях и инвестициях в национальную экономику. В-третьих, продолжающийся кризис российской идентичности и ослабление системы русских ценностей. Каждое из этих условий обсуждалось в русской международной теорией, причем различные традиции и школы предлагали свои способы на них реагирования. Державники обращали внимание на развивающуюся в мире систему союзов и полюсов, западники вели речь о модернизации, а третьеримцы о возрождении ценностей. Хотя полноценное синтезирование рекомендаций различных традиций было бы невозможно - слишком глубоки имеющиеся между ними понятийные и идеологические различия - современная международная теория должна стремиться к максимально интегральному осмыслению отмеченных условий. Только такая интеграция может стать надежным компасом для движения в глобальном мире.
В заключение намечу лишь один из возможных синтезов различных традиций русского мышления в целях формирования образа желаемого глобального будущего. С точки зрения трех отмеченных условий российского развития оптимальным было бы соединение умеренного изоляционизма и прагматического сотрудничества с внешним миром в целях создания условий для внутренней модернизации и преодоления ценностного кризиса. Первые два условия указывают на необходимость выработки международной мыслью возможностей создания незатратной системы безопасности и сфер глобального при-
COMPARATIVE POLITICS 2 (15) / 2014
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
влечения инвестиций в российскую экономику. Третье условие указывает на необходимость формирования достаточного материального и идейного пространства для широкого обсуждения вопроса о ценностях. Вопрос о том, какие из русских ценностей следует мобилизовывать и развивать в современных условиях для обустройства России и мира, должен стать центральным в русской международной теории. Думаю, что в обсуждении данного вопроса важно понимание относительной независимости своей системы ценностей от ценностей других народов и цивилизаций. Русские ценности и культурные ориентации не могут быть суммированы в понятиях «Запад», «Евразия», «Евровосток» и т.п. Эти понятия тяготеют к принижению культурного предназначения России, страны с многовековым опытом, особой геополитической идентичностью и миссией поддержания культурно-цивилизационного и политического баланса в мире. Очевидно и то, что русские ценности глубже определяемых элитами ориентаций и относятся к народу в целом, выступающему основным субъектом и целью всех предпринимаемых властью реформ и внешнеполитических начинаний.
При этом нет оснований противопоставлять одну систему ценностных ориентаций другой: в трансконтинентальной стране, какой является Россия, западничество может сочетаться и даже органически соединяться с плодотворным сотрудничеством с другими частями мировой системы. Россия может сближаться как с Западом, так и Востоком, оставаясь при этом Россией. Осознание себя в качестве цивилизации с самостоятельной системой политико-
78 СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА 2 (15) / 2014
экономических, исторических и культурных ценностей не означает, что у России нет общих ценностей с другими странами и регионами. Цивилизации не только конкурируют, но и пересекаются и активно взаимодействуют друг с другом. У России, как страны, находящейся на географическом пересечении Запада, Востока и Азии, имеются особые возможности для диалога с другими. Ценностные системы могут выстраиваться на различных уровнях. В каких-то аспектах России будет легче находить общий язык с одними странами, а в каких-то - с другими. Например, в вопросах прав человека и либеральной демократии трения с западными странами будут неизбежны, но у России есть немало общего с Западом с точки зрения общей истории, культуры и стремления создавать ответственное государство. Подобного рода ценностные иерархии следует выстраивать и в отношениях с другими странами. В целом мир ценностей будет напоминать не хантингтоновскую картину столкновения цивилизаций, а сложную картину их взаимопересечения и иерархического взаимодействия.
В содержательном плане российские ценности должны быть сформулированы не как противоречащие идеалам державничества или западничества, а как делающие их реализацию возможной на более широком культурноцивилизационном основании. Держав-ничество и стремление к демократии должны быть интегрированы в российскую систему ценностей как необходимые, хотя и недостаточные условия. От демократии следует не отказываться, а встраивать ее в свой культурносмысловой контекст и систему на-
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
циональных приоритетов. Кстати, за пределами западных стран демократия играет значимую роль, но редко находится в центре государственного развития. Ведь наряду с демократией и защитой основных прав граждан, государство обязано гарантировать стабильность, выполнение значимых социальных программ и безопасность от внешних угроз.
Со временем на основе широко обсуждения будет выработана новая концепция российских ценностей. Имея в виду уже сделанное в русской самобытной теории, очевидно, что такая концепция будет учитывать идеи духовной свободы, социальной справедливости
и трансэтнического единства. Будучи сформулированы, российские ценности не только станут руководством к практическому действию, но и будут прописаны в российской внешнеполитической доктрине как подлежащие защите и распространению, подобно тому как ценности либеральной демократии прописаны во внешнеполитической доктрине США. Со временем станет возможным ориентироваться не только на отстаивание, но и активное распространение российских ценностей в мире. Без такой ориентации внешняя политика обречена на идеологически оборонительный характер, реагируя на вызовы западной и иных цивилизаций.
Список литературы
1. Богатуров А.Д. Десять лет парадигмы освоения / А.Д. Богатуров // Pro et Contra. 2000. Т. 5. № 1. С. 201.
2. Дугин А.Г. Международные отношения: парадигмы, теории, социология / А.Г. Дугин. М., 2013.
3. Кавелин К.Д. Наш умственный строй / К.Д. Кавелин. М., 1989. С. 623.
4. Конышев В., Сергунин А. Теория международных отношений: канун новых «великих дебатов»? / В. Конышев, А. Сергунин // Полис. 2013. № 2.
5. Лебедева М.М. Российские исследования и образование в области международных отношений: 20 лет спустя / М.М. Лебедева. Российский совет по международным делам (РСМД). М., 2013. С. 12-13.
6. Мегатренды: Основные траектории эволюции мирового порядка в XXI в. / под ред. Т.А. Шаклеиной, А.А. Байкова. М., 2013.
7. Российская наука международный отношений: новые направления / под ред. А.П. Цыганкова и П.А. Цыганкова. М., 2005.
8. Современные международные отношения / под ред. А.В. Торкунова. М., 2012.
9. Соловьев В.С. Сочинения: в 2 т. / В.С. Соловьев. М., 1989. Т. 1. С. 297.
10. Цыганков А., Цыганков П. Кризис идеи демократического мира / А. Цыганков, П. Цыганков // Международные процессы. 2005. Т. 3. № 3.
11. Цыганков А., Цыганков П. Социология международных отношений / А. Цыганков, П. Цыганков. М., 2008.
12. Цыганков А.П. Международные отношения: традиции русской политической мысли / А.П. Цыганков. М., 2013.
13. Цыганков А.П., Цыганков П.А. Основные тенденции в развитии российской ТМО. Глава 1 / А.П. Цыганков, П.А. Цыганков. Российская наука международных отношений.
14. Цыганков П. Теория международных отношений / П. Цыганков. М., 2005.
15. Acharya A. Dialogue and Discovery: In Search of International Relations Theory Beyond the West // Millennium: Journal of International Studies 39, 3, 2011.
17. Alker H.R. Dialectical Foundations of Global Disparities // International Studies Quarterly, vol. 25, No. 1, 1982.
COMPARATIVE POLITICS 2 (15) / 2014 79
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
32. Hoffmann S. An American Social Science: International Relations // Daedalus 106, 3, 1977.
34. Inayatullah N. and D.L. Blaney. Knowing Encounters: Beyond Paroichialism in International Relations Theory // The Return of Culture and Identity in IR Theory / Ed. by Yosef Lapid and Friedrich Kratochwil. Boulder, 1996.
36. International Relations Scholarship around the World, ed. by A.B. Tickner and O. W$ver. London, 2009; Thinking International Relations Differently, ed. by A.B. Tickner and D.L. Blaney, 2012; Claiming the International, ed. by A.B. Tickner and D.L. Blaney, 2013.
40. Makarychev A. and V. Morozov. Is “Non-Western Theory” Possible? The Idea of Multipolarity and the Trap of Epistemological Relativism in Russian IR // International Studies Review 2013. Vol. 15. Р 332, 335.
42. Non-Western International Relations Theory, ed. by A. Acharya and B. Buzan. London, 2010.
80 СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА 2 (15) / 2014
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
Российская теория международных отношений: какой ей быть?
Цыганков Андрей Павлович, профессор кафедры международных отношений и политических наук Государственного университета Сан-Франциско, Ph.D.
Аннотация. В развитии российских международных исследований возникает ряд проблем, связанных со слабым развитием эмпирических исследований и чрезмерной абстрактностью теоретических работ. Статья предлагает осмысливать развитие российской теории международных отношений (РТМО) для преодоления новых экономических, политических и этнокультурных разломов. РТМО все еще находится в процессе формирования, нередко раздираясь в противоречиях и борьбе взаимоисключающих универсалистского и изоляционистжого подходов. В статье поднимается вопрос о необходимости преодоления крайних подходов через сокращение разрыва между преподаванием международных отношений (МО) и русской политической мысли. Для развития международных исследований в России необходимо глубокое знание своих собственных интеллектуальных корней, что невозможно без изучения русской мысли.
Ключевые слова: МО, РТМО, универсалистский подход, изоляционистский подход, русская политическая мысль.
Russia International Relations Theory: What Should it be Like?
Andrei Tsygankov, Professor Chair of International Relations and Political Science, San Francisco State University, Ph.D.
Abstract. Russian IR theory faces many difficulties including underdevelopment of empiric research and overall abstract approach of theoretic studies. The article suggests to reconsider the development of the Russian IR theory in order to face the new economic, political and ethno-cultural challenges. The formation of Russian IR theory is still underway, and it is characterized by contradictions and the presence of mutually exclusive universalist and isolationist approaches. The article raises the question of overcoming the extreme approaches in the IR theory through reducing the gap between the teaching of IR and Russian political thought. The article concludes that the development of IR in Russia requires deep knowledge of its intellectual roots, thus the study of the Russian political thought becomes the necessity.
Key words: IR, Russian International relations theory, universalistm, solationalism, Russian political thought.
COMPARATIVE POLITICS 2 (15) / 2014 81
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
1. Bogatyrov A.D. Desiat’ let paradigm osvoyeniya // Pro et Contra. 2000. Т. 5. № 1.
2. Dugin A.G. Mezhdunarodnyie otnosheniya: paradigmyi, teorii, sotsiologiya. M., 2013.
3. Kavelin K.D. Nаsh umstvennyi stroi. Моskva, 1989.
4. Konishev V., Sergunin A. Teoriya mezhdunarodnikh otnosheniy: kanun novikh “velikikh deba-tov”? // Polis. 2013. № 2.
5. Lebedeva M.М. Rоssiyskiye issledovaniya I obrazovaniye v oblasti mеzhdunarodnikh оtnosheniy: 20 let spustia. Rоssiyskyi sоvеt pо mеzhdunarodnim delam (RSMD). Mоskva, 2013.
6. Меgаtrеndi: Оsnovniye traektorii evolutsiyi mirovogo pоriadkа v XXI veke / еds. ТА. Shakleina, А.А. Bаikov. Моskvа, 2013.
7. Rоssiyskaya nаuka mezhdunarodnikh оtnosheniy: noviye napravleniya. Eds. А.P. Tsygankov, PA. Tsygankov. Моskva, 2005.
8. Sоvrеmеnnyie mеzhdunarodniye оtnоsheniya / еd. A.V. Tоrkunov. Моskva, 2012.
9. Soloviyev V.S. Sochineniya v dvukh tomakh. Moskva, 1989.
10. Tsygankov A., Tsigankov P. Krizis ideiy demokraticheskogo mira // Mezhdunarodnuye protsessi. 2005. Vol. 3. № 3.
11. Tsygankov A., Tsigankov P. Sotsiologiya mexhdunarodnikh otnosheniy. Moskva, 2008.
12. Tsygankov A.P. Mezhdunarodniye otnosheniya: traditsiyi russkoi politicheskoi misli. Moskva, 2013.
13. Tsygankov A.P, Tsygankov PA. Osmovniye tendentsiyi v razvitiyi rossiyskoy TMO. Glava 1 / Ros-siyskaya nauka mezhdunarodnikh otnosheniy.
14. Tsygankov P Teoriya mezhdunarodnikh otnosheniy. Moskva, 2005.
15. Acharya A. Dialogue and Discovery: In Search ofInternational Relations Theory Beyond the West // Millennium: Journal of International Studies 39, 3, 2011.
16. Alker H.R. and T.J. Biersteker. The Dialectics of World Order: Notes for a Future Archeologist of International Savior Faire // International Studies Quarterly. 1984. Vol. 28. № 2.
17. Alker H.R. Dialectical Foundations of Global Disparities // International Studies Quarterly, vol. 25, No. 1, 1982/
18. Alker H.R., Biersteker T.J. and Inoguchi T. From Imperial Power Balancing to People’s Wars / International/Intertextual Relations / ed. by J. Der-Derian and M.J. Shapiro. New York, 1989.
19. Alker H.R., T. Amin, T. Biersteker, and T. Inoguchi. How Should We Theorize Contemporary Macro-Encounters: In Terms of Superstates, World Orders, or Civilizations? // “Encounters Among Civilizations”, Third Pan-European International Relations Conference, SGIR-ISA, Vienna, Austria, September 16-19, 1998.
20. Anglo-America and its Discontents: Civilizational Identities beyond West and East, ed. by Peter J. Katzenstein. London, 2012.
21. Aydinli E. and J. Mathews. Are the Core and Periphery Irreconcilable? The Curious World of Publishing in Contemporary International Relations // International Studies Perspectives. 2000. 1, 3.
22. Bilgin P. Thinking past ‘Western’ IR // Third World Quarterly. 2008. Vol. 29. № 1.
23. Carr E.H. The Twenty Years’ Crisis, 1919-1939: An Introduction to the Study of International Relations. London, 2001, p. xiii.
24. Civilizations in World Politics: Plural and Pluralist Perspectives, ed. by Peter J. Katzenstein. London, 2009.
25. Claiming the International, ed. by A.B. Tickner and D.L. Blaney, 2013.
27. Doyle M.W. Ways of War and Peace: Realism, Liberalism and Socialism. New York, 1997.
28. Habermas J. Theory and Practice. Boston, 1973.
29. Hagmann J. and Biersteker T.J. Beyond the published discipline: Towards a critical pedagogy of international studies // European Journal of International Relations. 2012. 18.
30. Harding S. Is Science Multicultural? Postcolonialism, Feminism, and Epistemologies. Bloomington, 1998, p. 12.
31. Hobson J.M. The Eurocentric conception of world politics western international theory, 1760-2010. Cambridge, 2012.
32. Hoffmann S. An American Social Science: International Relations. // Daedalus 106, 3, 1977.
33. Hutchings K. Dialogue between Whom? The Role of the West/Non-West Distinction in Promoting Global Dialogue in IR // Millennium: Journal of International Studies. 2011. Vol. 39. № 3.
82 СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА 2 (15) / 2014
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДИСКУССИИ
34. Inayatullah N. and D.L. Blaney. Knowing Encounters: Beyond Paroichialism in International Relations Theory // The Return of Culture and Identity in IR Theory / еd. by Yosef Lapid and Friedrich Kratochwil. Boulder, 1996.
35. International Relations - Still an American Social Science? Toward Diversity in International Thought, ed. by R.M.A. Crawford and D.S. Jarvis. Albany, 2001.
36. International Relations Scholarship around the World, ed. by A.B. Tickner and O. W ver. London, 2009; Thinking International Relations Differently, ed. by A.B. Tickner and D. L. Blaney, 2012; Claiming the International, ed. by A.B. Tickner and D.L. Blaney, 2013.
37. Jackson P.T. The Conduct of Inquiry in International Relations: Philosophy of Science and Its Implications for the Study of World Politics. London, 2011.
38. Knutsen O. A history of international relations theory. Manchester, 1997.
39. La Perspective en Relations internationals / ed. Helene Pellerin. Montreal, 2010.
40. Makarychev A. and V. Morozov. Is “Non-Western Theory” Possible? The Idea of Multipolarity and the Trap of Epistemological Relativism in Russian IR // International Studies Review 2013. Vol. 15. Р. 332, 335.
41. Nayak M. and E. Selbin. Decentering International Relations. London, 2010.
42. Non-Western International Relations Theory, edited by A. Acharya and B. Buzan. London, 2010.
43. Shani G. Toward a post-Western IR: The Umma, Khalsa Panth, and critical International Relations theory // International Studies Review. 2008. Vol. 10. № 4.
44. Sinicization and the Rise of China: Civilizational Processes Beyond East and West, ed. by Peter J. Katzenstein. London, 2012.
45. Snyder J. Some Good and Bad Reasons for a Distinctively Chinese Approach to International Relations Theory // Paper presented at the annual meeting of American Political Science Association, Boston, August 28, 2008, p. 10.
46. Thinking International Relations Differently, ed. by A.B. Tickner and D.L. Blaney, 2012.
47. Tickner A. Core, periphery and (neo)imperialist International Relations // European Journal of International Relations. 2013. 19.
48. Tsygankov A.P. and Tsygankov P.A. National Ideology and IR Theory: Three Reincarnations of the “Russian Idea” // European Journal of International Relations 2010. Vol. 16. № 4.
49. Tsygankov A.P. Self and Other in International Relations Theory: Learning from Russian Civiliza-tional Debates // International Studies Review. 2008. Vol. 10. № 4.
50. Van der Dennen J. M.G. Ethnocentrism and In-group / Out-group Differentiation: A Review and Interpretation of the Literature // The Sociobiology of Ethnocentrism. Evolutionary Dimensions of Xenophobia, Discrimination, Racism and Nationalism, ed. by Vernon Reynolds, Vincent Falgar and Ian Vine. London & Sydney, 1987.
51. Waever O. The Sociology of a Not So International Discipline: American and European Developments in International Relations // International Organization. 1998. Vol. 52. № 4.
COMPARATIVE POLITICS 2 (15) / 2014 83
Указанное выше многообразие намного осложнило и проблему классификации современных теорий международных отношений, которая сама по себе становится проблемой научного исследования.
Существует множество классификаций современных течений в науке о международных отношениях, что объясняется различиями в критериях, которые используются теми или иными авторами.
Так, одни из них исходят из географических критериев, выделяя англо-саксонские концепции, советское и китайское понимание международных отношений, а также подход к их изучению авторов, представляющих «третий мир» (8).
Другие строят свою типологию на основе степени общности рассматриваемых теорий, различая, например, глобальные экспли-кативные теории (такие, как политический реализм и философия истории) и частные гипотезы и методы (к которым относят бихевиористскую школу) (9). В рамках подобной типологии швейцарский автор Филипп Брайар относит к общим теориям политический реализм, историческую социологию и марксистско-ленинс-кую концепцию международных отношений. Что касается частных теорий, то среди них называются: теория международных акторов (Багат Корани); теория взаимодействий в рамках международных систем (Джордж Модельски, Самир Амин; Карл Кайзер); теории стратегии, конфликтов и исследования мира (Люсь-ен Пуарье, Дэвид Сингер, Йохан Галтуиг); теории интеграции (Амитаи Этциони; Карл Дойч); теории международной организации (Инис Клод; Жан Сиотис; Эрнст Хаас) (10).
Третьи считают, что главной линией водораздела является метод, используемый теми или иными исследователями, и, с этой точки зрения, основное внимание уделяют полемике между представителями традиционного и «научного» подходов к анализу международных отношений (11,12).
Четвертые основываются на выделении центральных проблем, характерных для той или иной теории, выделяя магистральные и переломные линии в развитии науки (13).
Наконец, пятые опираются на комплексные критерии. Так, канадский ученый Багат Корани выстраивает типологию теорий международных отношений на основе используемых ими методов («классические» и «модернистские») и концептуального видения мира («либерально-плюралистическое» и «материалисти-
ческо-структуралистское»). В итоге он выделяет такие направления как политический реализм (Г. Моргентау; Р. Арон; X. Бал), бихевиоризм (Д. Сингер; М. Каплан), классический марксизм (К. Маркс; Ф. Энгельс; В.И. Ленин) и неомарксизм (или школа «зависимости»: И. Валлерстейн; С. Амин; А. Франк; Ф. Кардозо) (14). Подобным же образом Даниель Коляр останавливает внимание на классической теории «естественного состояния» (т.е. политическом реализме); теории «международного сообщества» (или политическом идеализме); марксистском идеологическом течении и его многочисленных интерпретациях; доктринальном англо-саксонском течении, а также на французской школе международных отношений (15). Марсель Мерль считает, что основные направления в современной науке о международных отношениях представлены традиционалистами - наследниками классической школы (Ганс Моргентау; Стэнли Хоффманн; Генри Киссинджер); англо-саксонскими социологическими концепциями бихевиоризма и функционализма (Роберт Кокс; Дэвид Сингер;
Мортон Каплан; Дэвид Истон); марксистским и неомарксистскими (Пол Баран; Пол Суизи; Самир Амин) течениями (16).
Примеры различных классификаций современных теорий международных отношений можно было бы продолжать. Важно однако отметить по крайней мере три существенных обстоятельства. Во-первых, любая из таких классификаций носит условный характер и не в состоянии исчерпать многообразия теоретических взглядов и методологических подходов к анализу международных отношений1. Во-вторых, указанное многообразие не означает, что современным теориям удалось преодолеть свое «кровное родство» с рассмотренными выше тремя основными парадигмами. Наконец, в-третьих, вопреки все еще встречающемуся и сегодня противоположному мнению, есть все основания говорить о наметившемся синтезе, взаимообогащении, взаимном «компромиссе» между непримиримыми ранее направлениями.
Исходя из сказанного, ограничимся кратким рассмотрением таких направлений (и их разновидностей), как политический идеализм, политический реализм, модернизм, транснационализм и неомарксизм.
" Впрочем, они и не ставят перед собой подобную цель. Их цель в другом - осмысление состояния и теоретического уровня, достигнутого наукой о международных отношениях, путем обобщения имеющихся концептуальных подходов и сопоставления их с тем, что было сделано ранее.
Наследие Фукидвда, Макиавелли, Гоббса, де Ватгеля и Клаузевица, с одной стороны, Витория, Греция, Канта, - с другой, нашло свое непосредственное отражение в той крупной научной дискуссии, которая возникла в США в период между двумя ми-Лрвыми войнами, дискуссии между реалистами и идеалистами. |ИгИдеализм в современной науке о международных отношени-уУ имеет и более близкие идейно-теоретические истоки, в качес-"тве которых выступают утопический социализм, либерализм и пацифизм XIX в. Его основная посылка - убеждение в необходимости и возможности покончить с мировыми войнами и вооруженными конфликтами между государствами путем правового регулирования и демократизации международных отношений, распространения на них норм нравственности и справедливости. Согласно данному направлению, мировое сообщество демократических государств, при поддержке и давлении со стороны общественного мнения, вполне способно улаживать возникающие между его членами конфликты мирным путем, методами правового регулирования, увеличения числа и роли международных организаций, способствующих расширению взаимовыгодного сотрудничества и обмена. Одна из его приоритетных тем - это создание системы коллективной безопасности на основе добровольного разоружения и взаимного отказа от войны как инструмента международной политики. В политической практике идеализм нашел свое воплощение в разработанной после первой мировой войны американским президентом Вудро Вильсоном программы создания Лиги Наций (17), в Пакте Бриана-Келлога (1928 г.), предусматривающем отказ от применения силы в межгосударственных отношениях, а также в доктрине Стаймсона (1932 г.), по которой США отказываются от дипломатического признания любого изменения, если оно достигнуто при помощи силы. В послевоенные годы идеалистическая традиция нашла определенное воплощение в деятельности таких американских политиков как госсекретарь Джон Ф. Даллес и госсекретарь Збигнев Бже-зинский (представляющий, впрочем, не только политическую, но и академическую элиту своей страны), президент Джимми Картер (1976-1980) и президент Джордж Буш (1988-1992). В научной литературе она была представлена, в частности, книгой таких американских авторов как Р. Кларк и Л.Б. Сон «Достижение мира через мировое право». В книге предложен проект поэтапно-
" Иногда это направление квалифицируется как утопизм (см., например: СаггЕ.Н. The Twenty Years of Crisis, 1919-1939. London. 1956.
го разоружения и создания системы коллективной безопасности для всего мира за период 1960-1980 гг. Основным инструментом преодоления войн и достижения вечного мира между народами должно стать мировое правительство, руководимое ООН и действующее на основе детально разработанной мировой конституции (18). Сходные идеи высказываются в ряде работ европейских авторов (19). Идея мирового правительства высказывалась и в папских энцикликах: Иоанна XXIII - «Pacem in terns» or 16.04.63, Павла VI - «Populorum progressio» от 26.03.67, а также Иоанна-Павла II - от 2.12.80, который и сегодня выступает за создание «политической власти, наделенной универсальной компетенцией».
Таким образом, идеалистическая парадигма, сопровождавшая историю международных отношений на протяжении веков, сохраняет определенное влияние на умы и в наши дни. Более того, можно сказать, что в последние годы ее влияние на некоторые аспекты теоретического анализа и прогнозирования в области международных отношений даже возросло, став основой практических шагов, предпринимаемых мировым сообществом по демократизации и гуманизации этих отношений, а также попыток формирования нового, сознательно регулируемого мирового порядка, отвечающего общим интересам всего человечества.
В то же время следует отметить, что идеализм в течение длительного времени (а в некотором отношении - и по сей день1) считался утратившим всякое влияние и уж во всяком случае - безнадежно отставшим от требований современности. И действительно, лежащий в его основе нормативистский подход оказался глубоко подорванным вследствие нарастания напряженности в Европе 30-х годов, агрессивной политики фашизма и краха Лиги Наций, развязывания мирового конфликта 1939-1945 гг. и «холодной войны» в последующие годы. Результатом стало возрождение на американской почве европейской классической традиции с присущим ей выдвижением на передний план в анализе международных отношений таких понятий, как «сила» и «баланс сил», «национальный интерес» и «конфликт».
Политический реализм не только подверг идеализм сокрушительной критике, - указав, в частности, на то обстоятельство, что идеалистические иллюзии государственных деятелей того вре-
" В большинстве изданных на Западе учебников по международным отношениям идеализм как самостоятельное теоретическое направление либо не рассматривается, либо служит не более, чем "критическим фоном" при анализе политического реализма и других теоретических направлений.
мени в немалой степени способствовали развязыванию второй мировой войны, - но и предложил достаточно стройную теорию. Ее наиболее известные представители - Рейнхольд Нибур, Фредерик Шуман, Джордж Кеннан, Джордж Шварценбергер, Кеннет Томпсон, Генри Киссинджер, Эдвард Карр, Арнольд Уол-ферс и др. - надолго определили пути науки о международных отношениях. Бесспорными лидерами этого направления стали Ганс Моргентау и Реймон Арон.
1 Работа Г. Моргентау «Политические отношения между наци-я]Ми. Борьба за власть», первое издание которой увидело свет в |48 году, стала своего рода «библией» для многих поколений (Д||аентов-политологов как в самих США, так и в других странах ""JSffaaa. С точки зрения Г. Моргентау международные отношения / ппЬдставляют собой арену острого противоборства государств. В остюве всей международной деятельности последних лежит их стремление к увеличению своей власти, или силы (power) и уменьшению власти других. При этом термин «власть» понимается в самом широком смысле: как военная и экономическая мощь государства, гарантия его наибольшей безопасности и процветания, славы и престижа, возможности для распространения его идеологических установок и духовных ценностей. Два основных пути, на которых государство обеспечивает себе власть, и одновременно два взаимодополняющих аспекта его внешней политики - это военная стратегия и дипломатия. Первая из них трактуется в духе Клаузевица: как продолжение политики насильственными средствами. Дипломатия же, напротив, есть мирная борьба за власть. В современную эпоху, говорит Г. Моргентау, государства выражают свою потребность во власти в терминах «национального интереса». Результатом стремления каждого из государств к максимальному удовлетворению своих национальных интересов является установление на мировой арене определенного равновесия (баланса) власти (силы), которое является единственным реалистическим способом обеспечить и сохранить мир. Собственно, состояние мира - это и есть состояние равновесия сил между государствами.
Согласно Моргентау, есть два фактора, которые способны удерживать стремления государств к власти в каких-то рамках - это международное право и мораль. Однако слишком доверяться им в стремлении обеспечить мир между государствами - означало бы впадать в непростительные иллюзии идеалистической школы. Проблема войны и мира не имеет никаких шансов на решение при помощи механизмов коллективной безопасности или по-
средством ООН. Утопичны и проекты гармонизации национальных интересов путем создания мирового сообщества или же мирового государства. Единственный путь, позволяющий надеяться избежать мировой ядерной войны - обновление дипломатии.
В своей концепции Г. Моргентау исходит из шести принципов политического реализма, которые он обосновывает уже в самом начале своей книги (20). В кратком изложении они выглядят следующим образом.
1. Политика, как и общество в целом, управляется объективными законами, корни которых находятся в вечной и неизменной человеческой природе. Поэтому существует возможность создания рациональной теории, которая в состоянии отражать эти законы - хотя лишь относительно и частично. Такая теория позволяет отделять объективную истину в международной полигике от субъективных суждений о ней.
2. Главный показатель политического реализма - «понятие интереса, выраженного в терминах власти». Оно обеспечивает связь между разумом, стремящимся понять международную полигику, и фактами, подлежащими познанию. Оно позволяет понять политику как самостоятельную сферу человеческой жизнедеятельности, не сводимую к этической, эстетической, экономической или религиозной сферам. Тем самым указанное понятие позволяет избежать двух ошибок. Во-первых, суждения об интересе политического деятеля на основе мотивов, а не на основе его поведения. И, во-вторых, выведения интереса политического деятеля из его идеологических или моральных предпочтений, а не из его «официальных обязанностей».
Политический реализм включает не только теоретический, но и нормативный элемент: он настаивает на необходимости рациональной политики. Рациональная полигика - это правильная политика, ибо она минимизирует риски и максимизирует выгоды. В то же время рациональность политики зависит и от ее моральных и практических целей.
3. Содержание понятия «интерес, выраженный в терминах власти» не является неизменным. Оно зависит от того политического и культурного контекста, в котором происходит формирование международной политики государства. Это относится и к понятиям «сила» (power) и «политическое равновесие», а также к такому исходному понятию, обозначающему главное действующее лицо международной политики, как «государство-нация».
Политический реализм отличается от всех других теоретических школ прежде всего в коренном вопросе о том, как изменить
современный мир. Он убежден в том, что такое изменение может быть осуществлено только при помощи умелого использования объективных законов, которые действовали в прошлом и будут действовать в будущем, а не путем подчинения политической реальности некоему абстрактному идеалу, который отказывается признавать такие законы.
4. Политический реализм признает моральное значение политического действия. Но одновременно он осознает и существование неизбежного противоречия между моральным императивом и требованиями успешного политического действия. Главные моральные требования не могут быть применены к деятельности государства как абстрактные и универсальные нормы. Они должны рассматриваться в конкретных обстоятельствах места и времени. Государство не может сказать: «Пусть мир погибнет, но справедливость должна восторжествовать!». Оно не может позволить себе самоубийство. Поэтому высшая моральная добродетель в международной политике - это умеренность и осторожность.
5. Политический реализм отказывается отождествлять моральные стремления какой-либо нации с универсальными моральными нормами. Одно дело - знать, что нации подчиняются моральному закону в своей политике, и совсем другое - претендовать на знание того, что хорошо и что плохо в международных отношениях.
6. Теория политического реализма исходит из плюралистической концепции природы человека. Реальный человек - это и «экономический человек», и «моральный человек», и «религиозный человек» и т. д. Только «политический человек» подобен животному, ибо у него нет «моральных тормозов». Только «мо-ральныйчеловек» - глупец, т.к. он лишен осторожности. Только
*PeJЭДi^^fe^йLчeлoвeкoм"> может быть лишь святой, поскольку у него^й^Ынв^^еланий.
^Тризнжвая это, политический реализм отстаивает относительную автономность указанных аспектов и настаивает на том, что познание каждого из них требует абстрагирования от других и происходит в собственных терминах.
Как мы увидим из дальнейшего изложения, не все из вышеприведенных принципов, сформулированных основателем теории политического реализма Г. Моргентау, безоговорочно разделяются другими приверженцами - и, тем более, противниками- данного направления. В то же время его концептуальная стройность, стремление опираться на объективные законы общественного развития, стремление к беспристрастному и строгому ана-
лизу международной действительности, отличающейся от абстрактных идеалов и основанных на них бесплодных и опасных иллюзиях, - все это способствовало расширению влияния и авторитета политического реализма как в академической среде, так и в кругах государственных деятелей различных стран.
Однако и политический реализм не стал безраздельно господствующей парадигмой в науке о международных отношениях. Превращению его в центральное звено, цементирующее начало некоей единой теории с самого начала мешали его серьезные недостатки.
Дело в том, что, исходя из понимания международных отношений как «естественного состояния» силового противоборства за обладание властью, политический реализм, по существу, сводит эти отношения к межгосударственным, что значительно обедняет их понимание. Более того, внутренняя и внешняя политика государства в трактовке политических реалистов выглядят как не связанные друг с другом, а сами государства - как своего рода взаимозаменяемые механические тела, с идентичной реакцией на внешние воздействия. Разница лишь в том, что одни государства являются сильными, а другие - слабыми. Недаром один из влиятельных приверженцев политического реализма А. Уолферс строил картину международных отношений, сравнивая взаимодействие государств на мировой арене со столкновением шаров на бил-лиардном столе (21). Абсолютизация роли силы и недооценка значения других факторов, - например таких, как духовные ценности, социокультурные реальности и т.п., - значительно обедняет анализ международных отношений, снижает степень его достоверности. Это тем более верно, что содержание таких ключевых для теории политического реализма понятий, как «сила» и «национальный интерес», остается в ней достаточно расплывчатым, давая повод для дискуссий и многозначного толкования. Наконец, в своем стремлении опираться на вечные и неизменные объективные законы международного взаимодействия политический реализм стал, по сути дела, заложником собственного подхода. Им не были учтены весьма важные тенденции и уже произошедшие изменения, которые все в большей степени определяют характер современных международных отношений от тех, которые господствовали на международной арене вплоть до начала XX века. Одновременно было упущено еще одно обстоятельство: то, что указанные изменения требуют применения, наряду с традиционными, и новых методов и средств научного анализа международных отношений. Все это вызвало критику в ад-
рее политического реализма со стороны приверженцев иных под-хов, и, прежде всего, со стороны представителей так называемого модернистского направления и многообразных теорий взаимозависимости и интеграции. Не будет преувеличением сказать, что эта полемика, фактически сопровождавшая теорию политического реализма с ее первых шагов, способствовала все большему осознанию необходимости дополнить политический анализ международных реалий социологическим.
Представители ^модернизма*, или «научного» направления в анализе международных отношений, чаще всего не затрагивая исходные постулаты политического реализма, подвергали резкой критике его приверженность традиционным методам, основанным, главным образом, на интуиции и теоретической интерпретации. Полемика между «модернистами» и «традиционалистами» достигает особого накала, начиная с 60-х гг., получив в научной литературе название «нового большого спора» (см., например: 12 и 22). Источником этого спора стало настойчивое стремление ряда исследователей нового поколения (Куинси Райт, Мортон Кап-лан, Карл Дойч, Дэвид Сингер, Калеви Холсти, Эрнст Хаас и мн. др.) преодолеть недостатки классического подхода и придать изучению международных отношений подлинно научный статус. Отсюда повышенное внимание к использованию средств математики, формализации, к моделированию, сбору и обработке данных, к эмпирической верификации результатов, а также других исследовательских процедур, заимствованных из точных дисциплин и противопоставляемых традиционным методам, основанным на интуиции исследователя, суждениях по аналогии и т.п. Такой подход, возникший в США, коснулся исследований не только международных отношений, но и других сфер социальной действительности, явившись выражением проникновения в общественные науки более широкой тенденции позитивизма, возникшей на европейской почве еще в XIX в.
Действительно, еще Сеи-Симон и О. Конт предприняли попытку применить к изучению социальных феноменов строгие научные методы. Наличие солидной эмпирической традиции, методик, уже апробированных в таких дисциплинах как социология или психология, соответствующей технической базы, дающей исследователям новые средства анализа, побудило американских ученых, начиная с К. Райта, к стремлению использовать весь этот багаж при изучении международных отношений. Подобное стремление сопровождалось отказом от априорных суждений относительно влияния тех или иных факторов на характер меж-
дународных отношений, отрицанием как любых «метафизических предрассудков», так и выводов, основывающихся, подобно марксизму, на детерминистских гипотезах. Однако, как подчеркивает М. Мерль (см.: 16, р. 91-92), такой подход не означает, что можно обойтись без глобальной объяснительной гипотезы. Исследование же природных явлений выработало две противоположных модели, между которыми колеблются и специалисты в области социальных наук. С одной стороны, это учение Ч. Дарвина о безжалостной борьбе видов и законе естественного отбора и его марксистская интерпретация. С другой - органическая философия Г. Спенсера, в основу которой положена концепция постоянства и стабильности биологических и социальных явлений. Позитивизм в США пошел по второму пути - пути уподобления общества живому организму, жизнь которого основана на дифференциации и координации его различных функций. С этой точки зрения, изучение международных отношений, как и любого иного вида общественных отношений, должно начинаться с анализа функций, выполняемых их участниками, с переходом затем к исследованию взаимодействий между их носителями и, наконец, - к проблемам, связанным с адаптацией социального организма к своему окружению. В наследии органицизма, считает М. Мерль, можно выделить два течения. Одно из них уделяет главное внимание изучению поведения действующих лиц, другое - артикуляции различных типов такого поведения. Соответственно, первое дало начало бихевиоризму, а второе - функционализму и системному подходу в науке о международных отношениях (см.: там же, р. 93).
Явившись реакцией на недостатки традиционных методов изучения международных отношений, применяемых в теории политического реализма, модернизм не стал сколь-либо однородным течением - ни в теоретическом, ни в методологическом плане. Общим для него является, главным образом, приверженность междисциплинарному подходу, стремление к применению строгих научных методов и процедур, к увеличению числа поддающихся проверке эмпирических данных. Его недостатки состоят в фактическом отрицании специфики международных отношений, фрагментарности конкретных исследовательских объектов, обусловливающей фактическое отсутствие целостной картины международных отношений, в неспособности избежать субъективизма. Тем не менее многие исследования приверженцев модернистского направления оказались весьма плодотворными, обогатив науку не только новыми методиками, но и весьма значи-
мыми выводами, сделанными на их основе. Важно отметить и то обстоятельство, что они открыли перспективу микросоциологической парадигмы в изучении международных отношений.
Если полемика между приверженцами модернизма и политического реализма касалась, главным образом, методов исследования международных отношений, то представители транснационализма (Роберт О. Коохейн, Джозеф Най), теорий интеграции (Дэвид Митрани) и взаимозависимости (Эрнст Хаас, Дэвид Мо-урс) подвергли критике сами концептуальные основы классической школы. В центре нового «большого спора», разгоревшегося в конце 60-х - начале 70-х гг., оказалась роль государства как участника международных отношений, значение национального интереса и силы для понимания сути происходящего на мировой арене.
Сторонники различных теоретических течений, которые могут быть условно названы «транснационалистами», выдвинули общую идею, согласно которой политический реализм и свойственная ему этатистская парадигма не соответствуют характеру и основным тенденциям международных отношений и потому должны быть отброшены. Международные отношения выходят далеко за рамки межгосударственных взаимодействий, основанных на национальных интересах и силовом противоборстве. Государство, как международный актор, лишается своей монополии. Помимо государств, в международных отношениях принимают участие индивиды, предприятия, организации, другие негосударственные объединения. Многообразие участников, видов (культурное и научное сотрудничество, экономические обмены и т.п.) и «каналов» (партнерские связи между университетами, религиозными организациями, землячествами и ассоциациями и т.п.) взаимодействия между ними, вытесняют государство из центра международного общения, способствуют трансформации такого общения из «интернационального» (т.е. межгосударственного, если вспомнить этимологическое значение этого термина) в «транснациональное* (т.е. осуществляющееся помимо и без участия государств). «Неприятие преобладающего межправительственного подхода и стремление выйти за рамки межгосударственных взаимодействий привело нас к размышлениям в терминах транснациональных отношений», - пишут в предисловии к своей книге «Транснациональные отношения и мировая политика» американские ученые Дж. Най и Р. Коохейи.
Революционные изменения в технологии средств связи и транспорта, трансформация ситуации на мировых рынках, рост числа
и значения транснациональных корпораций стимулировали возникновение новых тенденций на мировой арене. Преобладающими среди них становятся: опережающий рост мировой торговли по сравнению с мировым производством, проникновение процессов модернизации, урбанизации и развития средств коммуникации в развивающиеся страны, усиление международной роли малых государств и частных субъектов, наконец, сокращение возможностей великих держав контролировать состояние окружающей среды. Обобщающим последствием и выражением всех этих процессов является возрастание взаимозависимости мира и относительное уменьшение роли силы в международных отношениях (23). Сторонники транснационализма1 часто склонны рассматривать сферу транснациональных отношений как своего рода международное общество, к анализу которого применимы те же методы, которые позволяют понять и объяснить процессы, происходящие в любом общественном организме. Таким образом, по существу, речь идет о макросоциологической парадигме в подходе к изучению международных отношений.
Транснационализм способствовал осознанию ряда новых явлений в международных отношениях, поэтому многие положения этого течения продолжают развиваться его сторонниками и в 90-е гг. (24). Вместе с тем, на него наложило свой отпечаток его несомненное идейное родство с классическим идеализмом с присущими ему склонностями переоценивать действительное значение наблюдаемых тенденций в изменении характера международных отношений. Заметным является и некоторое сходство положений, выдвигаемых транснационализмом, с рядом положений, которые отстаивает неомарксистское течение в науке о международных отношениях.
Представителей неомарксизма (Пол Баран, Пол Суизи, Самир Амин, Арджири Имманюель, Иммануил Валлерстайн и др.) - течения столь же неоднородного, как и транснационализм, также объединяет идея о целостности мирового сообщества и определенная утопичность в оценке его будущего. Вместе с тем исходным пунктом и основой их концептуальных построений выступает мысль о несимметричности взаимозависимости современ-
" Среди них можно назвать не только многих ученых США, Европы, других регионов мира, но и известных политических деятелей - например таких, как бывший президент Франции В. Жискар д"Эстэн, влиятельные неправительственные политические организации и исследовательские центры - например. Комиссия Пальме, Комиссия Брандта, Римский клуб и др.
ного мира и более того - о реальной зависимости экономически слаборазвитых стран от индустриальных государств, об эксплуатации и ограблении первых последними. Основываясь на некоторых тезисах классического марксизма, неомарксисты представляют пространство международных отношений в виде глобальной империи, периферия которой остается под гнетом центра и после обретения ранее колониальными странами своей политической независимости. Это проявляется в неравенстве экономических обменов и неравномерном развитии (25).
Так например, «центр», в рамках которого осуществляется около 80\% всех мировых экономических сделок, зависит в своем развитии от сырья и ресурсов «периферии». В свою очередь, страны периферии являются потребителями промышленной и иной продукции, производимой вне их. Тем самым они попадают в зависимость центра, становясь жертвами неравного экономического обмена, колебаний в мировых ценах на сырье и экономической помощи со стороны развитых государств. Поэтому, в конечном итоге, «экономический рост, основанный на интеграции в мировой рынок, есть развитие слаборазвитое™» (26).
В семидесятые годы подобный подход к рассмотрению международных отношений стал для стран «третьего мира» основой идеи о необходимости установления нового мирового экономического порядка. Под давлением этих стран, составляющих большинство стран - членов Организации Объединенных Наций, Генеральная Ассамблея ООН в апреле 1974 года приняла соответствующую декларацию и программу действий, а в декабре того же года - Хартию об экономических правах и обязанностях государств.
Таким образом, каждое из рассмотренных теоретических течений имеет свои сильные стороны и свои недостатки, каждое отражает определенные аспекты реальности и находит то или иное проявление в практике международных отношений. Полемика между ними способствовала их взаимообогащению, а следовательно, и обогащению науки о международных отношениях в целом. В то же время, нельзя отрицать, что указанная полемика не убедила научное сообщество в превосходстве какого-либо одного над остальными, как не привела и к их синтезу. Оба этих вывода могут быть проиллюстрированы на примере концепции неореализма.
Сам этот термин отражает стремление ряда американских ученых (Кеннет Уолц, Роберт Гилпин, Джозеф Грейко и др.) к сохранению преимуществ классической традиции и одновре-
менно - к обогащению ее, с учетом новых международных реалий и достижений других теоретических течений. Показательно, что один из наиболее давних сторонников транснационализма, Коохейн, в 80-е гг. приходит к выводу о том, что центральные понятия политического реализма «сила», «национальный интерес», рациональное поведение и др. - остаются важным средством и условием плодотворного анализа международных отношений (27). С другой стороны, К. Уолц говорит о потребности обогащения реалистического подхода за счет той научной строгости данных и эмпирической верифицируемости выводов, необходимость которой сторонниками традиционного взгляда, как правило, отвергалась.
Возникновение школы неореализма в Международных отношениях связывают с публикацией книги К. Уолца «Теория международной политики», первое издание которой увидело свет в 1979 году (28). Отстаивая основные положения политического реализма («естественное состояние» международных отношений, рациональность в действиях основных акторов, национальный интерес как их основной мотив, стремление к обладанию силой), ее автор в то же время подвергает своих предшественников критике за провал попыток в создании теории международной политики как автономной дисциплины. Ганса Моргентау он критикует за отождествление внешней политики с международной политикой, а Раймона Арона - за его скептицизм в вопросе о возможности создания Международных отношений как самостоятельной теории.
Настаивая на том, что любая теория международных отношений должна основываться не на частностях, а на целостности мира, принимать за свой отправной пункт существование глобальной системы, а не государств, которые являются ее элементами, Уолц делает определенный шаг к сближению и с транснационалистами.
При этом системный характер международных отношений обусловлен, по мнению К. Уолца, не взаимодействующими здесь акторами, не присущими им основными особенностями (связанными с географическим положением, демографическим потенциалом, социо-культурной спецификой и т.п.), а свойствами структуры международной системы. (В этой связи неореализм нередко квалифицируют как структурный реализм или просто структурализм.) Являясь следствием взаимодействий международных акторов, структура международной системы в то же время не сводится к простой сумме таких взаимодействий, а представляет
собой самостоятельный феномен, способный навязать государствам те или иные ограничения, или же, напротив, предложить им благоприятные возможности на мировой арене.
Следует подчеркнуть, что, согласно неореализму, структурные свойства международной системы фактически не зависят от каких-либо усилий малых и средних государств, являясь результатом взаимодействий между великими державами. Это означает, что именно им и свойственно «естественное состояние» международных отношений. Что же касается взаимодействий между великими державами и другими государствами, то они уже не могут быть охарактеризованы как анархические, ибо приобретают иные формы, которые чаще всего зависят от воли великих держав.
Один из последователей структурализма, Барри Базан, развил его основные положения применительно к региональным системам, которые он рассматривает как промежуточные между глобальной международной и государственной системами (29). Наиболее важной особенностью региональных систем является, с его точки зрения, комплекс безопасности. Речь идет о том, что государства-соседи оказываются столь тесно связанными друг с другом в вопросах безопасности, что национальная безопасность одного из них не может быть отделена от национальной безопасности других. Основу структуры всякой региональной подсистемы составляют два фактора, подробно рассматриваемые автором:
распределение возможностей между имеющимися акторами и отношения дружественности или враждебности между ними. При этом как то, так и другое, показывает Б. Базан, подвержено манипулированию со стороны великих держав.
Воспользовавшись предложенной таким образом методологией, датский исследователь М. Мозаффари положил ее в основу анализа структурных изменений, которые произошли в Персидском заливе в результате иракской агрессии против Кувейта и последовавшего затем разгрома Ирака союзническими (а по существу - американскими) войсками (30). В итоге он пришел к выводу об операциональности структурализма, о его преимуществах по сравнению с другими теоретическими направлениями. В то же время Мозаффари показывает и слабости, присущие неореализму, среди которых он называет положения о вечности и неизменности таких характеристик международной системы, как ее «естественное состояние», баланс сил, как способ стабилизации, присущая ей статичность (см.: там же, р. 81).
объясняется его собственными преимуществами, чем разнородностью и слабостью любой другой теории. А стремление к сохранению максимальной преемственности с классической школой означает, что уделом неореализма остается и большинство свойственных ей недостатков (см.: 14, р. 300, 302). Еще более суровый приговор выносят французские авторы М.-К. Смуи и Б. Бади, по мнению которых теории международных отношений, оставаясь в плену западноцентричного подхода, оказались неспособными отразить радикальные изменения, происходящие в мировой системе, как и «предсказать ни ускоренную деколонизацию в послевоенный период, ни вспышки религиозного фундаментализма, ни окончания холодной войны, ни распада советской империи. Короче, ничего из того, что относится к грешной социальной действительности» (31).
Неудовлетворенность состоянием и возможностями науки о международных отношениях стала одним из главных побудительных мотивов к созданию и совершенствованию относительно автономной дисциплины - социологии международных отношений. Наиболее последовательные усилия в этом направлении были предприняты французскими учеными.
3. Французская социологическая школа
Большинство издающихся в мире работ, посвященных исследованию международных отношений, еще и сегодня несет на себе несомненную печать преобладания американских традиций. В то же время бесспорным является и то, что уже с начала 80-х годов в данной области все ощутимее становится влияние европейской теоретической мысли, и в частности французской школы. Один из известных ученых, профессор Сорбонны М. Мерль в 1983 году отмечал, что во Франции, несмотря на относительную молодость дисциплины, изучающей международные отношения, сформировались три крупных направления. Одно из них руководствуется «эмпирически-описательным подходом» и представлено работами таких авторов, как Шарль Зоргбиб, Серж Дрейфюс, Филипп Моро-Дефарг и др. Второе вдохновляется марксистскими положениями, на которых основываются Пьер-Франсуа Гонидек, Шарль Шомон и их последователи в Школе Нанси и Реймса. Наконец, отличительной чертой третьего направления является социологический подход, получивший свое наиболее яркое воплощение в трудах Р. Арона (32).
В контексте настоящей работы, особенно интересной представляется одна из наиболее существенных особенностей совре-
менной французской школы в исследовании международных отношений. Дело в том, что каждое из рассмотренных выше теоретических течений - идеализм и политический реализм, модернизм и транснационализм, марксизм и неомарксизм - существуют и во Франции. В то же время они преломляются здесь в принесших наибольшую известность французской школе работах историко-социологического направления, которые наложили свой отпечаток на всю науку о международных отношениях в этой стране. Влияние историко-социологического подхода ощущается в трудах историков и юристов, философов и политологов, экономистов и географов, занимающихся проблемами международных отношений. Как отмечают отечественные специалисты, на формирование основных методологических принципов, характерных для французской теоретической школы международных отношений, оказали влияние учения философской, социологической и исторической мысли Франции конца XIX - начала XX века, и прежде всего позитивизм Конта. Именно в них следует искать такие черты французских теорий международных отношений, как внимание к структуре общественой жизни, определенный историзм, преобладание сравнительно-исторического метода и определенный скептицизм относительно математических приемов исследования (33).
В то же время в работах тех или иных конкретных авторов указанные черты модифицируются в зависимости от сложившихся уже в XX веке двух основных течений социологической мысли. Одно из них опирается на теоретическое наследие Э. Дюрк-гейма, второе исходит из методологических принципов, сформулированных М. Вебером. Каждый из этих подходов с предельной четкостью формулируется такими крупными представителями двух линий во французской социологии международных отношений, какими являются, например, Раймон Арон и Гастон Бутуль.
«Социология Дюркгейма, - пишет Р. Арон в своих мемуарах, - не затрагивала во мне ни метафизика, которым я стремился стать, ни читателя Пруста, желающего понять трагедию и комедию людей, живущих в обществе» (34). «Неодюркгеймизм», утверждал он, представляет собой нечто вроде марксизма наоборот: если последний описывает классовое общество в терминах всесилия господствующей идеологии и принижает роль морального авторитета, то первый рассчитывает придать морали утраченное ею превосходство над умами. Однако отрицание наличия в обществе господствующей идеологии - это такая же утопия, как и идеологизация общества. Разные классы не могут разделять
одни и те же ценности, как тоталитарное и либеральное общества не могут иметь одну и ту же теорию (см.: там же, р. 69-70). Вебер же, напротив, привлекал Арона тем, что объективируя социальную действительность, он не «овеществлял» ее, не игнорировал рациональности, которую люди придают своей практической деятельности и своим институтам. Арон указывает на три причины своей приверженности веберовскому подходу: свойственное М. Веберу утверждение об имманентности смысла социальной реальности, близость к политике и забота об эпистемологии, характерная для общественных наук (см.: там же, р. 71). Центральное для веберовской мысли колебание между множеством правдоподобных интерпретаций и единственно верным объяснением того или иного социального феномена стало основой и для аронов-ского взгляда на действительность, пронизанного скептицизмом и критикой нормативизма в понимании общественных - в том числе и международных - отношений.
Вполне логично поэтому, что Р. Арон рассматривает международные отношения в духе политического реализма - как естественное или предгражданское состояние. В эпоху индустриальной цивилизации и ядерного оружия, подчеркивает он, завоевательные войны становятся и невыгодными, и слишком рискованными. Но это не означает коренного изменения основной особенности международных отношений, состоящей в законности и узаконенности использования силы их участниками. Поэтому, подчеркивает Арон, мир невозможен, но и война невероятна. Отсюда вытекает и специфика социологии международных отношений: ее главные проблемы определяются не минимумом социального консенсуса, который характерен для внутриобществен-ных отношений, а тем, что они «развертываются в тени войны». Ибо нормальным для международных отношений является именно конфликт, а не его отсутствие. Поэтому главное, что подлежит объяснению - это не состояние мира, а состояние войны.
Р. Арон называет четыре группы основных проблем социологии международных отношений, применимой к условиям традиционной (поиндустриальней) цивилизации. Во-первых, это «выяснение соотношения между используемыми вооружениями и организацией армий, между организацией армии и структурой общества». Во-вторых, «изучение того, какие группы в данном обществе имеют выгоду от завоеваний». В-третьих, исследование «в каждой эпохе, в каждой определенной дипломатической системе той совокупности неписанных правил, более или менее соблюдаемых ценностей, которыми характеризуются войны и по-
ведение самих общностей по отношению друг к другу». Наконец, в-четвертых, анализ «неосознаваемых функций, которые выполняют в истории вооруженные конфликты» (35). Конечно, большая часть нынешних проблем международных отношений, подчеркивает Арон, не может быть предметом безупречного социологического исследования в терминах ожиданий, ролей и ценностей. Однако поскольку сущность международных отношений не претерпела принципиальных изменений и в современный период, постольку вышеуказанные проблемы сохраняют свое значение и сегодня. К ним могут быть добавлены и новые, вытекающие из условий международного взаимодействия, характерных для второй половины XX века. Но главное состоит в том, что пока сущность международных отношений будет оставаться прежней, пока ее будет определять плюрализм суверенитетов, центральной проблемой останется изучение процесса принятия решений. Отсюда Арон делает пессимистический вывод, в соответствии с которым характер и состояние международных отношений зависят, главным образом, от тех, кто руководит государствами - от «правителей», «которым можно только советовать и надеяться, что они не будут сумасшедшими». А это означает, что «социология, приложенная к международным отношениям, обнаруживает, так сказать, свои границы» (см.: там же, с. 158).
В то же время Арон не отказывается от стремления определить место социологии в изучении международных отношений. В своей фундаментальной работе «Мир и война между нациями» он выделяет четыре аспекта такого изучения, которые описывает в соответствующих разделах этой книги: «Теория», «Социология», «История» и «Праксеология» (36).
В первом разделе определяются основные правила и концептуальные орудия анализа. Прибегая к своему излюбленному сравнению международных отношений со спортом, Р. Арон показывает, что существует два уровня теории. Первый призван ответить на вопросы о том, «какие приемы игроки имеют право применять, а какие нет; каким образом они распределяются на различных линиях игровой площадки; что предпринимают для повышения эффективности своих действий и для разрушений усилий противника». В рамках, отвечающих на подобные вопросы правил, могут возникать многочисленные ситуации, которые могут быть случайными, а могут быть результатом заранее спланированных игроками действий. Поэтому к каждому матчу тренер разрабатывает соответствующий план, уточняющий задачу каждого игрока и его действия в тех или иных типовых ситуациях,
которые могут сложиться на площадке. На этом - втором - уровне теории она определяет рекомендации, описывающие правила эффективного поведения различных участников (например, вратаря, защитника и т.д.) в тех или иных обстоятельствах игры. В разделе в качестве типовых видов поведения участников международных отношений выделяются и анализируются стратегия и дипломатия, рассматриваются совокупность средств и целей, характерных для любой международной ситуации, а также типовые системы международных отношений.
На этой основе строится социология международных отношений, предметом которой является прежде всего поведение международных акторов. Социология призвана отвечать на вопрос о том, почему данное государство ведет себя на международной арене именно таким образом, а не как-то иначе. Ее главная задача - изучение детерминант и закономерностей, материальных и физических, а также социальных и моральных переменных, определяющих политику государств и ход международных событий. Здесь анализируются также такие вопросы, как характер влияния на международные отношения политического режима и/иди идеологии. Их выяснение позволяет социологу вывести не только определенные правила поведения международных акторов, но и выявить социальные типы международных конфликтов, а также сформулировать законы развития некоторых типичных международных ситуаций. Продолжая сравнение со спортом, на этом этапе исследователь выступает уже не в роли организатора или тренера. Теперь он решает вопросы иного рода. Как развертываются матчи не на классной доске, а на игровой площадке? В чем состоят специфические особенности тех приемов, которые используются игроками разных стран? Существует ли латинский, английский, американский футбол? Какая доля в успехе команды принадлежит технической виртуозности, а какая - моральным качествам команды?
Ответить на эти вопросы, продолжает Арон, невозможно, не обращаясь к историческим исследованиям: надо следить за ходом конкретных матчей, изменением приемов, многообразием техник и темпераментов. Социолог должен постоянно обращаться и к теории, и к истории. Если он не понимает логики игры, то он напрасно будет следить за действиями игроков и не сможет понять смысла тактического рисунка той или иной игры. В разделе, посвященном истории, Арон описывает характеристики мировой системы и ее подсистем, анализирует различные модели стратегии устрашения в ядерный век, прослеживает эволюцию дипло-
матии между двумя полюсами биполярного мира и в рамках каждого из них.
Наконец, в четвертой части, посвященной праксеологии, появляется еще один символический персонаж - арбитр. Как надо интерпретировать положения, записанные в правилах игры? Действительно ли в тех или иных условиях произошло нарушение правил? При этом, если арбитр «судит» игроков, то игроки и зрители, в свою очередь, молча или шумно, неизбежно «судят» самого судью, игроки одной команды «судят» как своих партнеров, так и соперников и т.д. Все эти суждения колеблются между оценкой эффективности («он хорошо сыграл»), оценкой наказания («он поступил согласно правилам») и оценкой спортивной морали («эта команда вела себя в соответствии с духом игры»). Даже в спорте не все, что не запрещено, является морально оправданным. Тем более это относится к международным отношениям. Их анализ так же не может ограничиваться только наблюдением и описанием, но требует суждений и оценок. Какая стратегия может считаться моральной и какая - разумной или рациональной? В чем состоят сильные и слабые стороны стремлений добиться мира путем установления господства закона? Каковы преимущества и недостатки попыток его достижения путем установления империи?
Как уже отмечалось, книга Арона «Мир и Война между нациями» сыграла и продолжает играть заметную роль в становлении и развитии французской научной школы, и в частности - социологии международных отношений. Разумеется, последователи его взглядов (Жан-Пьер Деррьеник, Робер Боек, Жак Унцингер и др.) учитывают, что многие из высказанных Ароном положений принадлежат своему времени. Впрочем, и сам он в своих мемуарах признает, что «наполовину не достиг своей цели», причем в значительной мере эта самокритика касается как раз социологического раздела, и в частности - конкретного приложения закономерностей и детерминант к анализу конкретных проблем (см.: 34, р. 457-459). Однако само его понимание социологии международных отношений, и главное - обоснование необходимости ее развития, во многом сохранило свою актуальность и сегодня.
Разъясняя указанное понимание, Ж.-П. Деррьеник (37) подчеркивает, что поскольку существует два основных подхода к анализу социальных отношений, постольку есть два типа социологии:
детерминистская социология, продолжающая традицию Э. Дюрк-гейма, и социология действия, основывающаяся на подходах, разработанных М. Вебером. Разница между ними достаточно условна, т.к. акционализм не отрицает каузальности, а детерми-
низм тоже «субъективен», ибо является формулированием намерения исследователя. Его оправдание - в необходимом недоверии исследователя к суждениям изучаемых им людей. Конкретно же эта разница состоит в том, что социология действия исходит из существования причин особого рода, которые необходимо принимать во внимание. Эти причины - решения, то есть выбор между многими возможными событиями, который делается в зависимости от существующего состояния информации и особых критериев оценки. Социология международных отношений является социологией действия. Она исходит из того, что наиболее существенная черта фактов (вещей, событий) состоит в их наде-ленности значением (что связано с правилами интерпретации) и ценностью (связанной с критериями оценки). То и другое зависит от информации. Таким образом, в центре проблематики социологии международных отношений - понятие «решение». При этом она должна исходить из целей, которые преследуют люди (из их решений), а не из целей, которые они должны преследовать по мнению социолога (т.е. из интересов).
Что же касается второго течения во французской социологии международных отношений, то оно представлено так называемой полемологией, основные положения которой были заложены Гастоном Бутулем и находят отражение в работах таких исследователей, как Жан-Луи Аннекэн, Жак Фройнд, Люсьен Пу-арье и др. В основе полемологии - комплексное изучение войн, конфликтов и других форм «коллективной агрессивности» с привлечением методов демографии, математики, биологии и других точных и естественных наук.
Основой полемологии, пишет Г. Бутуль, является динамическая социология. Последняя есть «часть той науки, которая изучает вариации обществ, формы, которые они принимают, факторы, которые их обусловливают или им соответствуют, а также способы их воспроизводства» (38). Отталкиваясь от положения Э. Дюрк-гейма о том, что социология - это «осмысленная определенным образом история», полемология исходит из того, что, во-первых, именно война породила историю, поскольку последняя началась исключительно как история вооруженных конфликтов. И мало вероятно, что история когда-либо полностью перестанет быть «историей войн». Во-вторых, война является главным фактором той коллективной имитации, или, иначе говоря, диалога и заимствования культур, которая играет такую значительную роль в социальных изменениях. Это, прежде всего, «насильственная имитация»: война не позволяет государствам и народам замы-
каться в автаркии, в самоизоляции, поэтому она является наиболее энергичной и наиболее эффективной формой контакта цивилизаций. Но кроме того, это и «добровольная имитация», связанная с тем, что народы страстно заимствуют друг у друга виды вооружений, способы ведения войн и т.п. - вплоть до моды на военную униформу. В-третьих, войны являются двигателем технического прогресса: так, стимулом к освоению римлянами искусства навигации и кораблестроения стало стремление разрушить Карфаген. И в наши дни все нации продолжают истощать себя в погоне за новыми техническими средствами и методами разрушения, беспардонно копируя в этом друг друга. Наконец, в-четвертых, война представляет собой самую заметную из всех мыслимых переходных форм в социальной жизни. Она является результатом и источником как нарушения, так и восстановления равновесия.
Полемология должна избегать политического и юридического подхода, помня о том, что «полигика - враг социологии», которую она постоянно пытается подчинить себе, сделать ее своей служанкой - наподобие того, как в средние века это делала теология по отношению к философии. Поэтому полемология фактически не может изучать текущие конфликты, и следовательно, главным для нее является исторический подход.
Основная задача полемологии - объективное и научное изучение войн как социального феномена, который поддается наблюдению так же, как и любой другой социальный феномен и который, в то же время, способен объяснить причины глобальных перемен в общественном развитии на протяжении человеческой истории. При этом она должна преодолеть ряд препятствий методологического характера, связанных с псевдоочевидностью войн; с их кажущейся полной зависимостью от воли людей (в то время как речь должна идти об изменениях в характере и соотношении общественных структур); с юридической иллюзорностью, объясняющей причины войн факторами теологического (божественная воля), метафизического (защита или расширение суверенитета) или антропоморфного (уподобление войн ссорам между индивидами) права. Наконец, полемология должна преодолеть симбиоз сакрализации и политизации войн, связанный с соединением линий Гегеля и Клаузевица.
Каковы же основные черты позитивной методологии этой «новой главы в социологии», как называет в своей книге Г. Бутуль полемологическое направление (см.: там же, р. 8)? Прежде всего он подчеркивает, что полемология располагает для своих
целей воистину огромной источниковедческой базой, какая редко имеется в распоряжении других отраслей социологической науки. Поэтому главный вопрос состоит в том, по каким направлениям вести классификацию бесчисленных фактов этого огромного массива документации. Бутуль называет восемь таких направлений: 1) описание материальных фактов по степени их убывающей объективности; 2) описание видов физического поведения, исходя из представлений участников войн об их целях;
3) первый этап объяснения: мнения историков и аналитиков;
4) второй этап объяснения: теологические, метафизические, мо-ралистские и философские "взгляды и доктрины; 5) выборка и группирование фактов и их первичная интерпретация; 6) гипотезы относительно объективных функций войны; 7) гипотезы относительно периодичности войн; 8) социальная типология войн - т.е. зависимость основных характеристик войны от типовых черт того или иного общества (см.: там же, р. 18-25).