День окончательной победы над Россией
29 октября 1611 года Речь Посполитая пережила один из самых громких триумфов в своей истории. Под звон колоколов, при большом скоплении народа гетман польский коронный Станислав Жолкевский провёз в открытой для всеобщего обозрения повозке свергнутого русского царя Василия Шуйского и других русских пленников по Варшаве и после триумфального въезда в Королевский замок поставил их перед королём Сигизмундом III, депутатами и сенаторами.
В Сенатской зале Королевского замка Василий Шуйский с непокрытой головой склонился к земле, ладонью правой руки коснулся земли, а следом поцеловал её. Затем принёс присягу, покорился величию Речи Посполитой, признал себя побеждённым и пообещал, что Россия больше никогда на Польшу не нападёт. Только после этой присяги король Сигизмунд позволил ему поцеловать руку, что было очередным проявлением превосходства польского владыки.
В первой половине XVII века Речь Посполитая, возникшая в 1569 году в результате объединения Королевства Польского и Великого княжества Литовского, достигла пика своего могущества.
Государство занимало огромную территорию, включавшую часть Прибалтики, русские, украинские и белорусские земли, включая Киев, Минск и Смоленск, часть немецких земель. Пруссия вместе Кенигсбергом находилась в зависимости от Речи Посполитой.
Право liberum veto
Речь Посполитая претендовала на статус державы, которая устанавливает порядки в Европы. Эти огромные амбиции совмещались с внутренней нестабильностью, вызванной оригинальным государственным устройством.
Верховная власть, сильно ограниченная со стороны шляхты, принадлежала пожизненно избираемому монарху, носившему единый титул короля польского и великого князя литовского, русского и жемайтского. Законодательная, а также частично судебная власть находилась в руках Сейма, состоявшего из двух палат: Сената и Посольской избы. В состав Сената входили высшие государственные сановники и католическое духовенство, Посольская изба состояла из депутатов, называемых послами. Выборы депутатов происходили на поветовых сеймиках, представлявших собой специально созываемые перед началом работы Сейма собрания местной шляхты.
Ограничения королевской власти со стороны Сейма дополнялись и ограничениями в работе самого Сейма, связанными с правилом liberum veto. Согласно этому правилу, любой депутат Сейма мог прекратить обсуждение любого вопроса и работу Сейма вообще, выступив против.
Принцип, изначально призванный обеспечить политическое равенство всех регионов Речи Посполитой, со временем превратился в тормоз любых политических и экономических изменений.
В первые десятилетия существования Речи Посполитой, по мнению историков, её государственное устройство было достаточно прогрессивным и способствовало развитию страны.
Со временем, однако, непрерывные конфликты среди различных групп шляхты привели к скатыванию страны в анархию.
Отставной фаворит в роли короля
А в это время соседи, ещё вчера уступавшие Речи Посполитой, стремительно уходили вперёд в своём развитии. Поляки отвечали на это гордой, но странной, с точки зрения стороннего наблюдателя, поговоркой: «Польша сильна раздорами».
К середине XVIII века бесконечная борьба группировок польской элиты между собой привела к тому, что в эти процессы стали активно вмешиваться соседние страны. Поддерживая те или иные партии шляхты, иностранцы влияли на политику Речи Посполитой.
В 1764 году на польский трон взошёл Станислав II Понятовский, бывший фаворит Екатерины II. Несмотря на то, что к его приходу к власти была напрямую причастна Россия, новый король попытался вести независимую политику. Начатые им реформы были направлены на реорганизацию властных институтов с целью упрочения системы управления в стране. В частности, король стремился отменить правило liberum veto.
Реформаторские старания Станислава II шли вразрез с российской политикой, и в Петербурге решили принять контрмеры.
В 1767 году через пророссийски настроенную польскую знать и российского посла в Варшаве князя Николая Репнина Екатерина II инициировала принятие конституции Речи Посполитой, которая ликвидировала результаты реформ Станислава II Понятовского. Сейм, проходивший под контролем Репнина, признал свободу вероисповедания и богослужения в православных и протестантских церквях. Православным и протестантам открылся доступ ко всем должностям Речи Посполитой, что вызвало негодование среди католических иерархов Польши.
Лидеры недовольных были арестованы и сосланы в Россию.
Конфликт интересов
Пророссийские политики в Польше действовали отнюдь не во вред собственной стране. Просто с запада Речи Посполитой угрожала стремительно усиливавшаяся Пруссия, намеревавшаяся аннексировать северо-западные регионы страны. В этих условиях защита со стороны России была единственным вариантом противодействия прусской экспансии.
В 1768 году антироссийские силы в Речи Посполитой, прежде всего католики, объединились в Барскую конфедерацию, начавшую войну против польского короля и России. Конфедераты рассчитывали на поддержку Турции, находившейся в состоянии войны с Россией, а также Франции. Однако турки сами терпели поражения от русских войск, Франция не хотела втягиваться в конфликт, в результате чего растянувшееся на четыре года противостояние завершилось разгромом конфедератов.
Успех России в борьбе с турками и одновременно с польскими конфедератами насторожил Пруссию, не хотевшую усиления России. Объединившись с ещё одним геополитическими соперником Российской империи, Австрией, король Пруссии Фридрих II Великий выдвинул план раздела части территорий Польши между тремя государствами.
Этот план был невыгоден для России, однако в создавшихся условиях Петербург в случае отказа рисковал потерять больше.
Большой куш
6 февраля 1772 года в Петербурге было заключено секретное соглашение между Пруссией и Россией. 19 февраля 1772 года в Вене была подписана тройственная конвенция о разделе Польши. Участники соглашения получали равные территории и обязались соблюдать неизменность законов на остающейся независимой части Речи Посполитой.
В начале августа 1772 года русские, прусские и австрийские войска вошли на территорию Речи Посполитой и заняли области в соответствии с соглашением. Это событие вошло в историю под названием «Первый раздел Речи Посполитой».
По условиям соглашения, Россия завладела частью Прибалтики (Ливония, Задвинское герцогство), до этого находившейся под властью Польши, и Белоруссией до Двины, Друти и Днепра, включая районы Витебска, Полоцка и Мстиславля. Под власть российской короны перешли территории площадью 92 тысячи квадратных километров с населением 1 млн 300 тыс. человек.
Пруссия получила Эрмланд (Вармию) и Королевскую Пруссию (позже ставшую новой провинцией под названием Западная Пруссия) до реки Нотеч, территории герцогства Померания без города Гданьск (Данциг), округа и воеводства Поморское, Мальборское (Мариенбург) и Хелминское (Кульм) без города Торн (Торунь), а также некоторые районы в Великой Польше. Прусские приобретения составили 36 тысяч квадратных километров и 580 тыс. жителей.
Австрия приобрела Затор и Освенцим, часть Малой Польши, включающую южную часть Краковского и Сандомирского воеводств, а также части Бельского воеводства и всю Галицию без города Кракова. В общей сложности австрийские приобретения составили 83 тысячи квадратных километров и 2 млн 600 тыс. человек.
«Патриоты» бросают вызов
Под давлением трёх держав Станислав II Понятовский и Сейм вынуждены были принять новую реальность и утвердить её законодательно.
После первого раздела король Станислав II Понятовский вернулся к идее реформ, полагая, что только они спасут страну от окончательного краха. Реформирование претерпели образование, промышленность, земледелие, армия.
Внутренние раздоры шляхты, однако, сделали ситуацию взрывоопасной. Так называемая «патриотическая» партия, опиравшаяся на поддержку Пруссии, выступала за немедленный разрыв отношений с Россией и отказ от выполнения ранее заключённых с ней соглашений.
В 1790 году «патриоты», взявшие верх в Сейме, добились заключения договора с Пруссией, по которому страны обязались помогать друг другу в случае войны. В секретной части соглашения оговаривалось, что Речь Посполитая за поддержку передаст Пруссии города Гданьск и Торунь.
3 мая 1791 года партия «патриотов» добилась принятия конституции, по которой Польша вновь получила право проводить внутренние реформы без санкции России. Одновременно отменялись основные положения, принятые в 1767 году так называемым «сеймом Репнина». Кроме того, численность армии Речи Посполитой увеличивалась с 30 до 100 тысяч человек.
Россия сочла происходящее угрозой своим интересам. Пророссийские силы в Польше были объединены в Тарговицкую конфедерацию, которая выступила против «патриотов». Вспыхнул вооружённый конфликт, известный как русско-польская война 1792 года.
Остались рожки да ножки...
Боевые действия, начавшиеся в мае, завершились в конце июля полной победой Тарговицкой конфедерации, за спиной которой стояла Россия. О своём присоединении к конфедератам заявил и король Станислав Понятовский, после чего лидеры «патриотов» вынуждены были уехать за границу.
23 января 1793 года Россия и Пруссия подписали конвенцию о Втором разделе Польши. Созванный в Гродно Сейм, который контролировался сторонниками Тарговицкой конфедерации, утвердил данную конвенцию.
Россия получила белорусские земли до линии Динабург - Пинск - Збруч, восточную часть Полесья, украинские области Подолье и Волынь. Под власть Пруссии перешли территории, населённые этническими поляками: Данциг, Торунь, Великая Польша, Куявия и Мазовия, за исключением Мазовецкого воеводства.
Потери Речи Посполитой от второго раздела составили свыше 300 тысяч квадратных километров и двух миллионов человек. В целом же, по итогам двух разделов государство сократилось на две трети, и это при том, что во втором разделе не принимала участия Австрия.
Невероятный эффект санкций: РФ под ограничениями умудрилась обвалить цены на мясо в мире, оставив не у дел США - эксперты
Здравый смысл подсказывал — курс, который пытался проводить Станислав II Понятовский, направленный на реформирование государства и постепенное его укрепление, являлся единственно верным в ситуации, в которой оказалась Речь Посполитая.
Восстание Костюшко
Но если раздорами Польша была сильна, то со здравым смыслом у шляхтичей всегда были проблемы.
В 1794 году «патриотическая» партия под руководством Тадеуша Костюшко начала восстание. Главным противником была обозначена Российская империя, но одновременно повстанцы рассчитывали вернуть Речи Посполитой все территории, утраченные во время предыдущих разделов, а это уже било по интересам Пруссии и Австрии.
В результате «патриоты» выступили сразу против трёх государств, полагаясь на собственную доблесть и надеясь на помощь революционной Франции.
Но Франции в то время было не до Речи Посполитой, и поэтому восстание Костюшко завершилось полным поражением.
Но если сам лидер восстания, попав в плен, был вскоре помилован и отпущен на свободу, то для его страны итогом стало исчезновение с карты мира.
Решив, что «польский вопрос» созрел для окончательного и бесповоротного решения, 24 октября 1795 года Россия, Пруссия и Австрия заключили соглашение о ликвидации польско-литовского государства.
Король уволен, страна ликвидирована
По условиям Третьего раздела Польши, Россия получила белорусские и украинские земли к востоку от Буга и линии Немиров - Гродно общей площадью 120 тысяч квадратных километров и населением 1,2 млн человек. Пруссия приобрела территории, населённые этническими поляками, к западу от pек Пилицы, Вислы, Буга и Немана вместе с Варшавой, а также земли в Западной Литве, общей площадью 55 тысяч квадратных километров и населением в 1 млн человек. Под власть Австрии перешли Краков и часть Малой Польши между Пилицей, Вислой и Бугом, часть Подляшья и Мазовии, общей площадью 47 тысяч квадратных километров и населением 1,2 млн человек.
25 ноября 1795 года король Станислав II Понятовский в Гродно подписал документы о сложении полномочий и отправился доживать свой век в Петербурге.
В 1807 году Наполеон предпринял попытку воссоздания польского государства в виде Варшавского герцогства, созданного из территорий, отошедших к Пруссии и Австрии во время Второго и Третьего разделов. Герцогство просуществовало до поражения Наполеона, после чего, на основании решений Венского конгресса, его территория также была поделена — Великая Польша отошла к Пруссии, Краков получил статус вольного города, а остальная часть Варшавского герцогства была включена в состав России под именем Царства Польского.
Независимая Польша исчезла с карты мира более чем на столетие, до 1918 года.
Воскресенье, 25 Марта 2012 г. 00:13
+ в цитатник
В 1772, 1793, 1795 годах Австрия, Пруссия и Россия произвели три раздела Речи Посполитой.
Первому разделу Речи Посполитой предшествовал ввод русских войск в Варшаву после избрания на польский престол ставленника Екатерины II Станислава Августа Понятовского в 1764 году под предлогом защиты диссидентов - притеснявшихся католической церковью православных христиан.
В 1768 году король подписал договор, закреплявший права диссидентов, гарантом их объявлялась Россия. Это вызвало резкое недовольство католической церкви и польского общества - магнатов и шляхты. В феврале 1768 года в городе Бар (ныне Винницкая область Украины) недовольные пророссийской политикой короля под руководством братьев Красинских образовали Барскую конфедерацию , которая объявила сейм распущенным и подняла восстание. Борьбу с русскими войсками конфедераты вели в основном партизанскими методами.
Не обладавший достаточными силами для борьбы с мятежниками польский король обратился за помощью к России. Русские войска под командованием генерал-поручика Ивана Веймарна в составе 6 тысяч человек и 10 орудий разогнали Барскую конфедерацию, заняв города Бар и Бердичев, и быстро подавили вооруженные выступления. Тогда конфедераты обратились за помощью к Франции и другим европейским державам, получив ее в виде денежных субсидий и военных инструкторов.
Осенью 1768 года Франция спровоцировала войну между Турцией и Россией.
Конфедераты выступили на стороне Турции и к началу 1769 года сосредоточились в Подолии (территория между Днестром и Южным Бугом) в составе около 10 тысяч человек, которые уже летом были разгромлены.
Затем очаг борьбы переместился на Холмщину (территория на левобережье Западного Буга), где братья Пулавские собрали до 5 тысяч человек. В борьбу с ними вступил прибывший в Польшу отряд бригадира (с января 1770 года генерал-майора) Александра Суворова , который нанес противнику ряд поражений.
К осени 1771
года вся Южная Польша и Галиция были очищены от конфедератов. В сентябре 1771
года в Литве было подавлено восстание войск под управлением коронного гетмана Огинского
.
12 апреля 1772
года Суворов овладел сильно укрепленным Краковским замком, гарнизон которого во главе с французским полковником Шуази
после полуторамесячной осады капитулировал.
7 августа 1772 года с капитуляцией Ченстохова война закончилась, что привело к временной стабилизации положения в Польше.
По предложению Австрии и Пруссии, опасавшихся захвата Россией всех польско-литовских земель, был осуществлен Первый раздел Речи Посполитой.
25 июля 1772 года
между Пруссией, Россией и Австрией в Петербурге был подписан договор о разделе Польши.
К России отошли восточная часть Белоруссии с городами Гомель, Могилев, Витебск и Полоцк, а также польская часть Ливонии (город Даугавпилс с прилегающими к нему территориями на правом берегу реки Западная Двина);
К Пруссии - Западная Пруссия (Польское Поморье) без Гданьска и Торуня и небольшая часть Куявии и Великой Польши (округ реки Нетцы);
К Австрии - большая часть Червонной Руси со Львовом и Галичем и южная часть Малой Польши (Западная Украина).
Австрия и Пруссия получили свои доли без единого выстрела.
События 1768-1772 годов привели к росту патриотических настроений в польском обществе, которые особенно усилились после начала революции во Франции (1789). Партия "патриотов" во главе с Тадеушем Костюшко, Игнатием Потоцким и Гуго Коллонтаем одержали победу в Четырехлетнем сейме 1788-1792 годов.
В 1791 году была принята конституция, отменявшая выборность короля и право "либерум вето". Была усилена польская армия, в сейм допускалось третье сословие.
Второму разделу Речи Посполитой предшествовало образование в мае 1792 года в местечке Тарговица новой конфедерации - союза польских магнатов , возглавляемого Браницким, Потоцким и Жевуским.
Были поставлены цели захвата власти в стране, отмена конституции, ущемлявшей права магнатов, и ликвидация реформ, начатых Четырехлетним сеймом.
Не надеясь на собственные ограниченные силы, тарговичане обратились за военной помощью к России и Пруссии.
Россия направила в Польшу две небольшие армии под командованием генералов-аншефов Михаила Каховского и Михаила Кречетникова.
7 июня польская королевская армия была разбита русскими войсками под Зельнцами. 13 июня король Станислав Август Понятовский капитулировал и перешел на сторону конфедератов.
В августе1792 года русский корпус генерала-поручика Михаила Кутузова выдвинулся в Варшаву и установил контроль над польской столицей.
В январе 1793 года Россия и Пруссия осуществили второй раздел Польши.
Россия получила центральную часть Белоруссии с городами Минск, Слуцк, Пинск и Правобережную Украину. Пруссии были присоединены территории с городами Гданьском, Торунем, Познанью.
12 марта 1974 года польские патриоты во главе с генералом Тадеушем Костюшко подняли восстание и начали успешно продвигаться по стране. Императрица Екатерина II послала в Польшу войска под командованием Александра Суворова.
4 ноября войска Суворова вошли в Варшаву, восстание было подавлено. Тадеуш Костюшко был арестован и отправлен в Россию.
В ходе Польской кампании 1794
года русские войска столкнулись с противником, который был хорошо организован, действовал активно и решительно, применял новую для того времени тактику. Внезапность, высокий морально-боевой дух повстанцев позволили им сразу же захватить инициативу и добиться на первых порах крупных успехов.
Недостаток подготовленных офицерских кадров, плохое вооружение и слабая военная подготовка ополченцев, а также решительные действия и высокое искусство ведения боя русского полководца Александра Суворова привели к поражению польской армии.
В 1795 году Россия, Австрия и Пруссия произвели Третий, окончательный, раздел Речи Посполитой:
К России отошли Курляндия и Семигалия с Митавой и Либавой (современная Южная Латвия), Литва с Вильно и Гродно, западная часть Черной Руси, Западное Полесье с Брестом и Западная Волынь с Луцком;
К Пруссии - основная часть Подляшья и Мазовии с Варшавой;
К Австрии - Южная Мазовия, Южное Подляшье и северная часть Малой Польши с Краковом и Люблиным (Западная Галиция).
Станислав Август Понятовский отрекся от престола.
Государственность Польши была утрачена, ее земли до 1918 года
находились в составе Пруссии, Австрии и России.
ВЗЯТИЕ ВАРШАВЫ
Знать историю невозможно, ибо это не таблица умножения, ее надлежит понимать. Понимание же складывается из двух факторов - знания исторических фактов и умения их анализировать, то есть выявлять приоритетные события и устанавливать между ними причинно-следственные связи. Именно это, а ничто иное и является пониманием истории. Понимание истории своей страны (сугубо с практической точки зрения) нужно не затем, чтобы прослыть высококультурным человеком, а исключительно для того, чтобы самому формировать свою гражданскую позицию, основанную на самоуважении и прагматическом подходе к соседним народам и собственным правителям.
Но иногда и нынешним правителям РФ самим не помешает понимание истории, дабы более профессионально решать тактические политические задачи. Допустим, надо найти повод отменить ненавистный красный день календаря 7 ноября, да еще адекватно ответить полякам, нахально отмечающим 9 ноября освобождение от векового москальского ига, вкупе с другим государственным праздником - днем разгрома «большевистских орд» под Варшавой в 1920 г.
Празднуем поражение в войне?
Именно с этой целью было за уши притянуто и раздуто событие старины глубокой - капитуляция московского гарнизона поляков и литвинов перед народным ополчением Пожарского в 1612 г. Праздновать, если честно, здесь особо нечего, ибо война русскими все равно была вдрызг проиграна, а капитуляция малочисленного польского гарнизона была вызвана техническими причинами (тем, запертым в Кремле, просто нечего стало кушать), а потому не сопровождалась никакими особыми подвигами ополченцев. К тому же называть поляков оккупантами можно только с очень большой-пребольшой натяжкой. Они были лишь одной из сил, принимавших участие в гражданской войне (Смуте) в России вкупе со шведами, татарами, поднепровскими казаками, повстанцами Ивана Болотникова, мятежными сторонниками обоих Лжедмитриев (с ними поляки то дружили, то воевали) и просто толпами разбойников. Причем именно поляки имели с определенного момента законное право находиться в Кремле, ибо польский королевич Владислав был избран русским царем и народ белокаменной бил ему челом. Драматизма тем событиям добавляет то, что западнорусские княжества, составлявшие основу Великого Княжества Литовского, выступали в той заварушке как противники Москвы. Итак, получается, что 4 ноября мы отмечаем не очень значительный эпизод Смуты, имевшей все признаки гражданской войны. Если же воспринимать те события как межгосударственное противостояние России с Речью Посполитой и Швецией, то оно являло собой лишь длинную череду поражений, закончившуюся тяжелым Столбовским миром со Швецией, а с поляками даже не миром, а Деуллинским перемирием, результатом которых были большие территориальные потери на севере и западе. Ну в каком еще государстве правителям может прийти в голову праздновать поражение в войне и кровавую гражданскую бойню? В царской России официальные власти использовали те события как сырье для пропагандистских мифов (вспомним хотя бы миф о Сусанине, ни единого подтверждения которому так и не найдено), хотя и довольно вяло, по одной лишь причине. Изгнание ратников русского царя Владислава из Москвы послужило прологом к поражению династии Ягеллонов в борьбе за московский престол и воцарению династии Романовых. Формально, кстати, Владислав, как потомок Рюриковичей, имел много больше прав на титул царя всея Руси, нежели худородный Михаил Романов, и если бы первый официально принял православие, то не было бы у русских и формального основания нарушить данную ему присягу на верность.
Интеллигенция - пятая колонна России
Впрочем, критиков путинской инициативы отмечать 4 ноября, как... - ей-богу, забыл название сего великого праздника, и без меня хватает. Я же хочу обратить внимание на то, что именно 4 ноября можно с полным основанием праздновать победу над поляками, коли уж так приспичило, правда совсем по другому поводу - в этот день в 1794 г. блистательным графом Суворовым было с боем взято варшавское предместье - крепость Прага, в результате чего польская армия капитулировала, а Речь Посполитая прекратила свое существование. Итогом войны 1794 г. стало возвращение в состав Российской империи западнорусских областей с городами Луцк, Брест, Гродно, Вильна и вхождение в ее состав Курляндии, населенной преимущественно литовцами, латышами и немцами. Собственно польские земли поделили между собой формальные союзники России в той войне - Пруссия и Австрия.
Нам, русским, той суворовской победы стыдиться никак не приходится, ибо мы не захватывали чужое, а возвращали свое, несли населению присовокупленных к империи земель освобождение от польского экономического, религиозного и культурного угнетения, причем это относится не только к русским, но и к курляндским немцам вкупе с местными прибалтийскими племенами. Кстати, назвав Брест и Луцк русскими городами, я нисколько не оговорился. Население сих земель само себя считало русским, а слов «украинец» и «белорус» тогда никто даже не знал. Единственными отличиями от остальных русских было засорение местных диалектов множеством полонизмов да наличие униатской церкви, то есть православной по обряду, но признававшей верховенство Папы Римского и некоторые католические догматы. Впрочем, весьма скоро полонизмы стали исчезать из народного обихода, а униаты в подавляющем большинстве либо вернулись в лоно православной церкви, либо перешли в католичество (последнее не имело ни малейшего повода для ущемления прав). Что же касается грамотного слоя (части городских обывателей, служилых людей и дворян), то они пользовались литературным общерусским языком, знали польский язык и местные русско-польские диалекты, на которых говорило крестьянство. Правда, вместе с русскими землепашцами и немецким дворянством (оно честно служило царям, причем зачастую более рьяно, нежели собственно русские дворяне) России выпало сомнительное счастье принять в свое подданство массу евреев и ополячено-окатоличенную шляхту, но это отдельная песня.
Почему же нынешние хозяева Кремля даже не подумали о том, что славная суворовская победа (сам он приравнивал пражское дело к штурму Измаила) гораздо более подходит как повод для праздника, ибо во-первых, это была действительно блестящая победа, классический пример торжества русского оружия в момент его наивысшего расцвета в конце XVIII столетия, во-вторых, победа, поставившая точку в более чем двухвековом межгосударственном польско-русском противостоянии, победа, в результате которой было восстановлено национальное единство русского народа? (Единственная русская земля, оставшаяся под властью Австрии, Восточная Галиция вкупе с Буковиной были присоединены к СССР только по результатам Второй мировой войны.) Вероятно, главная причина в том, что в течение двух столетий отечественная интеллигенция из кожи вон лезла, чтобы извратить эту славную эпоху, причем не потому, что это было ей зачем-то нужно, а исключительно из подобострастия перед Западом в связи с собственным слабоумием и алчностью. В результате общими усилиями были сформированы два стойких мифа:
1. О благородных польских повстанцах, борющихся под предводительством славного Тадеуша Костюшко за святую свободу.
2. О звериной жестокости русских солдат, которые, взяв штурмом Прагу, подчистую вырезали мирное население этого пригорода Варшавы. Всех монахинь, дескать, предварительно изнасиловали, а убитых младенцев накололи на пики и в таком виде носили их с целью устрашения врагов.
Собственно, миф о пражской резне выполнял тогда абсолютно ту же роль, какую в минувшем веке играла геббельсовская ложь о невинно убиенных русскими польских пленных в Катыни. Если немцы использовали эту пропагандистскую утку с целью мобилизации европейцев для борьбы с «русским варварством», то на рубеже ХVIII-XIX вв. поляков попользовали в своих интересах французы, которым удалось собрать общеевропейскую армию двунадесяти языков для похода на Россию. И в том, и в другом случае отечественная интеллигенция радостно подтявкивала вражесткой пропаганде, что продолжает делать по сей день. В позапрошлом веке известными популяризаторами суворовских «зверств» были небезызвестный литератор Фаддей Булгарин и крупный «историк» Николай Костомаров, сегодня наиболее раскрученными пропагандистами этого мифа являются беллетрист Александр Бушков и «историк» Андрей Буровский (он вообще являет собой клинический случай). Этим типам сегодня подпевает целый хор интеллигентов «демократической» национальности, окопавшихся в СМИ.
Пятая колонна действует во вред России во имя торжества «общечеловеческих ценностей». Значит,война продолжается, и идёт она уже не за нефть и алмазы, не за политический контроль над так называемым постсоветским пространством, эта война ведется ради искоренения самого русского имени. Планомерный «дранг нах остен» ведется с целью уничтожения нашего национального самосознания, ибо человека без роду и племени, ивана, родства не помнящего, легче обратить в раба и меньше сил нужно тратить на удержание его в скотском состоянии. Если враг победит, то территорию от Бреста до Владивостока будущие историки назовут пострусским пространством, а русский народ превратится в такую же химеру, как римляне, карфагеняне, древние египтяне, скифы или этруски.
ЗА ЧТО ДРАЛИСЬ ПОЛЬСКИЕ ПАНЫ
Постараюсь вкратце (насколько это позволяет формат газетной статьи) показать абсолютную лживость этих мифов. Война 1794 г. не являлась агрессией России по отношению к «свободолюбивой» Польше и спровоцирована была самими же поляками. В Речи Посполитой тогда правил прорусски ориентированный король Станислав Август Понятовский (он, бывший посол Речи Посполитой в России, был известен как любовник Екатерины Алексеевны, будущей императрицы Екатерины Великой). По соглашению с официальными польскими властями в стране находился контингент русских войск для предотвращения вторжения шведов и военные склады, использовавшиеся для снабжения русской армии, оперировавшей против турок на Балканах. В местные дела войска не вмешивались, хотя русские дипломаты и вертели шляхтой по своему усмотрению, благо она была фантастически продажной. В конце концов, кто девушку ужинает, тот ее и танцует, а выборы короля Понятовского были щедро профинансированы из русской казны. Так что в сложившейся ситуации никто кроме ляхской элиты виноват не был.
13 марта в Польше внезапно вспыхивает восстание, которое по приглашению шляхты возглавил небезызвестный Тадеуш Костюшко, профессиональный военный, герой борьбы за независимость США. Мятежи и межклановые разборки в Польше были делом настолько обычным, что армейское командование даже не посчитало нужным принять меры предосторожности. 4 апреля повстанцы под предводительством провозглашенного генералиссимусом и диктатором Польши Костюшко разбили у местечка Рацлавицы русский отряд генерала Тормасова (надо сказать, русское командование позволило это сделать по своей глупости), а 16 апреля беспорядки охватили Варшаву. Это были именно беспорядки, ибо мятежники большей частью увлекались грабежом, не имели руководящего центра и никаких политических требований не выдвигали. Историк С.М. Соловьев в своей «Истории падения Польши» мимоходом пишет о зверствах толпы одной строчкой: «Где только завидят русского - хватают, бьют, умерщвляют, офицеров забирают в плен, денщиков по большей части убивают». Разъяренная толпа растерзала племянника русского посланника Игельстрома, когда он ехал к польскому королю на переговоры о выводе русских войск. Заодно убит был и польский офицер, сопровождавший Игельстрома, пытавшийся воспрепятствовать расправе. Не гнушались мятежники и расправами над ранеными, убивая даже офицеров. Так, в отместку за упорное сопротивление был жестоко умучен тяжелораненый в бою полковник князь Гагарин.
Мятеж произошел в Страстной четверг, когда 3-му батальону Киевского полка (около 500 человек) выпала очередь говеть в церкви, где он, будучи без оружия, был захвачен повстанцами и большею частью вырезан. Как видим, каких-либо комплексов «борцы за свободу» были лишены начисто - осквернить убийством храм для них в порядке вещей. Осыпаемые с крыш домов градом пуль, русские отряды прорывались из города. Во главе одного из них был русский посланник в Польше Игельстром. Он поначалу желал сдаться полякам и тем прекратить кровопролитие, оговорив условия капитуляции и вывода русских войск. Однако он так и не смог осуществить свое намерение, ибо сдаваться было просто некому. Толпа, опьяненная насилием, учинила кровавую вакханалию, ни король, ни командование польской армии не контролировали озверевших убийц. Те же русские солдаты, кто не смог вырваться из города, были большей частью убиты, а частью захвачены в плен. Когда Станислав Август в ответ на требования повстанцев заявил, что русские войска никогда не сложат оружие и лучше будет просто отпустить их из города, он был осыпан оскорблениями и поспешил укрыться от разъяренной толпы в своем дворце.
Такого наглого оскорбления Российская империя себе позволить не могла. Если ляхи плюют в лицо великой державе, то пусть готовятся умыться кровью. В России тогда царствовал не какой-нибудь вшивый интеллигент вроде Горбачева или даже Николая I, стерпевшего убийство в Персии русского посланника Грибоедова в 1829 г. В то время на троне сидела немка Екатерина, которая национальные интересы на общечеловеческие ценности не разменивала и пошлым либерализмом не страдала.
Какую же цель преследовала шляхта, затевая мятеж? Единственное, чего она хотела, это вернуть в свое владение русские земли, которые именовала не иначе как Всходние Крэсы (восточные окраины), вплоть до Смоленска и Киева включительно, ибо шляхты в Польше было слишком много - около 10% всего населения, а земли и холопов на всех не хватало. Россия поляков оттуда неуклонно выжимала, начиная с 1654 г., когда вступила в войну за освобождение Малороссии, пожелавшей перейти под руку московского царя, а стало быть русские, не дававшие шляхте сосать кровь русских крестьян, были виноваты в том, что паны стали беспоместными голодранцами. Если бы мятежники желали освободиться от иностранного засилия в своей стране, то им бы надлежало низложить прорусского короля Понятовского и разорвать все договоры с Россией, благо польские законы позволяли сделать это без вооруженной борьбы в рамках политического процесса. Но мятежники не пытались этого сделать, король сам сбежал в российские пределы, опасаясь за свою жизнь. Единственное внятное требование, которое было выдвинуто, - это требование земли и рабов.
И уж совсем идиотским выглядит тезис о том, что мятежники якобы боролись за свободу. За чью свободу? Польское крестьянство было, пожалуй, самым забитым в Европе и в войне участвовало чаще всего либо по «разнарядке» своих бар, либо поверив пустым обещаниям земли и вольности. Костюшко, пожалуй, был единственным, кто пытался выдвинуть социальные требования, дабы развернуть шляхетский мятеж во всенародное восстание, но вызвал тем только негодование помещиков.
Лозунги национального возрождения так же не стояли в повестке дня, ибо в этом случае мятежникам пришлось бы воевать не с русскими, а с австрийцами и пруссаками, отхватившими себе куски собственно польской территории. Они, конечно, были бы не прочь, да только на Западе свободный земельный фонд совершенно отсутствовал, вот необъятные восточные просторы выглядели более чем заманчиво.
КАТЫНЬ XVIII ВЕКА
Так что резня в Варшаве действительно была, но пострадали в ней исключительно русские и поляки, заподозренные в симпатиях к России. Загодя соорудив множество виселиц, толпа приступили 28 мая к варшавской тюрьме и потребовали выдать им на расправу «предателей». Начальник тюрьмы Маевский отказался и был вздернут в числе первых. Тюремная стража, видя такой оборот, не препятствовала дальнейшей расправе, коей подверглись без разбору все узники, в числе которых, как можно предположить, были и русские, плененные во время апрельского бунта.
Тем временем 14 августа в Польшу прибыл генерал Суворов, и дела мятежников стали очень кислыми. Костюшко оказался бессилен, терпя одно поражение за другим. Наконец, 4 ноября (по новому стилю) Александр Васильевич взял штурмом Прагу - укрепленное предместье Варшавы на правом берегу Вислы, после чего 10 ноября повстанцы официально капитулировали. За этот успех Александр Васильевич был произведен в генерал-фельдмаршалы.
В диспозиции о штурме (приказе) Суворов специально предостерегает солдат от мести за убитых в апреле товарищей, ибо в штурме Праги участвовали солдаты того самого Киевского полка, потерявшего в церкви 3-й батальон и Харьковский полк, потерявший 200 человек убитыми во время прорыва из города: «Стрельбой не заниматься, без нужды не стрелять; бить и гнать врага штыком; работать быстро, скоро, храбро, по-русски! В дома не забегать; неприятеля, просящего пощады, щадить; безоружных не убивать; с бабами не воевать; малолетков не трогать».
В русской армии приказы было принято выполнять, особенно те, которые исходили от обожаемого в войсках Суворова. Не выполнить его приказ - значит проявить к нему самое черное неуважение. А что касается расплаты с врагом за оскорбление, то русские понимали это дело по-своему. Корнет Харьковского полка Федор Лысенко во время боя у Мациевице 10 октября испросил у начальства разрешения «...отлучаться от полку для отыскания Польской революции Главнокомандующего генерала Костюшки». Когда поляки, не выдержав натиска, обратились в бегство, Лысенко, издалека заметив польского главнокомандующего, пробился к нему, а потом, «гнавшись за ним, дал саблею две раны по голове, взял в плен помянутого польскою Революциею начальника Костюшку». Подвиг выбившегося в офицеры простолюдина Лысенко никак не был отмечен, но зато сразу три генерала, в свое время битые Костюшкой - Ферзен, Тормасов и Денисов, получили ордена за взятие в плен предводителя мятежников.
Впрочем, вряд ли у русских солдат вообще была возможность учинить насилие над мирным населением Праги. Дело в том, что мирное население, видя как к их городу подступают неприятельские войска, всегда старается оттуда бежать, если есть куда. В данном случае обывателям надо было всего лишь перейти по мосту на левый берег Вислы, чтобы укрыться в Варшаве. Даже если бы они не сделали это заранее, то день перед штурмом русская артиллерия бомбардировала Прагу, и надо быть совершенным психом, чтобы не бежать в ужасе от смертоносных ядер и вспыхнувших пожаров.
Правда, «историки» пытаются объяснить «стойкость» защитников Праги тем, что все население от мала до велика взяло в руки оружие и умирало, защищая каждый свой дом, за свободу Польши. Тут надо принять во внимание один нюанс - как указывают многие источники, Прага была еврейским предместьем Варшавы, а чтобы евреи умирали за свободу Польши, а тем более за право шляхты иметь рабов на востоке - это, уж простите, какая-то фантастика. Да и откуда бы евреи взяли оружие, если его не хватало даже армии мятежников - вторую и третью линию войск Костюшки составляли обычно косиньеры - мобилизованные крестьяне, вооруженные лишь косами, надетыми на длинные древки. В любом случае, если человек берет в руки оружие и участвует в бою, считать его мирным обывателем уже никак нельзя.
Россказни о яростном сопротивлении Праги являются брехней. Все дело было кончено в несколько часов, и потери 25-тысячного русского войска составили всего 580 убитыми и 960 ранеными, в то время как из 20 тысяч поляков, защищавших Прагу, убито и ранено 8000 и взято в плен 9000, а 2000 считаются утонувшими в Висле, куда они в панике бросились после того, как во время боя русские, отрезая врагу путь к отступлению, подожгли мост. Да, патриотический порыв шляхты иссяк как-то очень быстро.
Но давайте допустим, что русские действительно, как пишет «историк» Буровский, «махали еще кричащими младенцами на штыках в сторону не взятого города, кричали, что со всеми поляками сделают так же». Интересно, сможет ли Буровский что-то кричать, если его слегка наколоть на штык. Еще интереснее, зачем пугать таким образом врага? Ведь у всякого нормального человека при виде таких ужасов отпадет всякое желание сдаваться в плен, если противник не щадит даже детей. Даже матери будут как волчицы защищать своих чад, что уж говорить о мужчинах, в руках у которых есть оружие. Между тем Суворов всячески сподвигал поляков к капитуляции. Во-первых, он не стал обстреливать из пушек Варшаву (а это очень весомый аргумент, знаете ли!). Во-вторых, многих плененных шляхтичей отпускали под честное слово больше не воевать с русскими сразу после битвы (повстанцев-крестьян вообще не брали в плен, так как кормить такую ораву - себе дороже). Кстати, многие из них нарушили слово и появились в России в качестве союзников Наполеона, как, например, генерал Ян Домбровский. Король Понятовский попросил Суворова отпустить одного пленного офицера. Суворов ответил: «Если угодно, я освобожу вам их сотню... двести... триста... четыреста... так и быть - пятьсот...» В тот же день было освобождено более пятисот офицеров и других польских пленных. В-третьих, он предложил настолько милостивые условия капитуляции, что отказаться было просто невозможно.
Поляки не заставили себя ждать. Сначала для переговоров прибыл министр иностранных дел непризнанного правительства мятежников Игнатий Потоцкий, но Александр Васильевич не удостоил его своим вниманием, потребовав для обсуждения условий капитуляции представителей официальных властей. На следующий же день трое уполномоченных депутатов магистрата подписали с Суворовым акт о капитуляции, который обещал следующее: «Именем Ее Императорского Величества, моей Августейшей Государыни, я гарантирую всем гражданам безопасность имущества и личности, равно как забвение всего прошлого, и обещаю при входе войск Ее Императорского Величества никоих злоупотреблений не допустить». 9 ноября состоялось торжественное восшествие Суворова и его войск в Варшаву. На конце моста представители магистрата Варшавы с поклоном вручили Суворову городские ключи. Условия соглашения Суворов выполнил, чем очень удивил поляков, с трепетом ожидавших кары за свои кровавые прегрешения. Русский фельдмаршал заслужил тем самым большое признание мещан, от имени которых 24 ноября 1794 года, в день ангела императрицы Екатерины II, варшавский магистрат вручил ему золотую табакерку (ныне находится в музее Суворова), украшенную бриллиантами. На крышке оной был изображен герб Варшавы - плывущая русалка, а над нею надпись «Warszawa zbawcy swemu» (Варшава своему спасителю). Внизу дата штурма Праги - «4 ноября 1794 г.». В хрониках упоминается еще и богато украшенная сабля с надписью «Варшава своему избавителю», поднесенная варшавскими обывателями Суворову в знак признательности за прекращение своеволия черни. В письме Румянцеву Суворов отмечал: «Все предано забвению. В беседах обращаемся как друзья и братья. Немцев не любят. Нас обожают».
Но на все упреки в жестокости Суворов ответил самолично: «Миролюбивые фельдмаршалы при начале польской кампании провели все время в заготовлении магазинов. Их план был сражаться три года с возмутившимся народом. Какое кровопролитие! И кто мог поручиться за будущее! Я пришел и победил. Одним ударом приобрел я мир и положил конец кровопролитию».
Так почему же в мировом общественном мнении так прочно укоренился миф о пражской резне? После поражения мятежа по всей Европе, как тараканы расползлись представители польской аристократии, кричащие на каждом углу о кровавых зверствах русских карателей. Особенно много эмигрантов сбежало во Францию, где, сидя в кабачках, они раз за разом пересказывали свои страшилки, обогащая их все новыми и новыми подробностями. И это имело весьма любопытные последствия. В 1814 г. в Париж торжественно вошли русские полки, квартировавшие там до 1818 г. Парижане, наслушавшиеся от беглых поляков ужасных басен, находились в оцепенении, представляя, как жуткие бородатые казаки будут всех поголовно насиловать и рубить саблями детей. Однако выяснилось, что русские совсем не дикари и максимум вольностей, которые могут позволить себе казаки, - это мыть коней и самим плескаться в Сене, смущая француженок видом своих обнаженных торсов. Казачьи офицеры, как оказалось, прекрасно говорят по-французски и всю свою лихость проявляют исключительно на пирушках и балах, затанцовывая до упаду местных красоток.
Но поляки есть поляки - лебезят перед сильным, но всегда готовы пырнуть слабого. Суворова они сегодня почитают не иначе как военного преступника и душителя польской свободы и льют крокодильи слезы по невинно убиенным пражским младенцам, так же как и по катынским сидельцам, умученным злобным тираном Сталиным. Русские для них вновь являются олицетворением варварства и кровавого зверства, а нынешние хозяева РФ им энергично подыгрывают. Оно и понятно - ведь одно дело делают - всеми силами превращают русских в русишвайнов, а Россию во Всходние Крэсы цивилизованного Запада.
). Но она не возобновила и войны с Пруссией, а твердо и решительно установила нейтралитет России в Семилетней войне.
Вскоре события в Речи Посполитой потребовали особого внимания Екатерины. Король польский Август III доживал свой век; близилось время «бескоролевья». Русскому правительству, которое со времен Петра Великого утвердило свое влияние в Польше, надлежало определить удобного для России кандидата в короли и подготовить его избрание на сейме. Сверх того, внутренняя анархия в Речи Посполитой к середине XVIII ст. стала настолько явною и тяжелою, что соседние правительства должны были с особым вниманием следить за ходом польско-литовских дел и быть готовыми к вмешательству в случае окончательного разложения Речи. Из самой Польши и Литвы шел призыв к такому вмешательству. Так, к императрице Екатерине, в начале ее царствования, обратился Белорусский епископ (Георгий Конисский) с мольбою о защите православного населения в Речи Посполитой, которое подвергалось не только отдельным насилиям и поруганиям, но и систематическому преследованию властей. (Так, запрещалось не только строить, но и исправлять православные церкви; цензура православных церковных книг поручалась католикам; были установлены поборы с православных в пользу католического духовенства; православные были подчинены церковному католическому суду; наконец, у русских православных людей отнято было право занимать общественные должности и быть депутатами на сейме.)
Было уже показано (§91), что главной причиной бедствий Речи Посполитой была «златая вольность» народа-шляхты, не признававшей ни королевского авторитета, ни человеческих прав низших сословий. Разделяя с королем право верховного управления на сеймах, шляхта нередко отказывала королю в повиновении, составляла против короля и правительства открытые союзы для защиты своих прав и вольностей – «конфедерации» – и даже бралась за оружие против своего государя и начинала «рокош», или восстание. При этом она считала конфедерации и рокоши своим законным правом, ибо закон действительно разрешал отказывать королю в повиновении, если король нарушал права шляхты. При таких обычаях разнузданной шляхты король в Речи Посполитой не имел в сущности никакой власти и мог рассчитывать только на свои личные средства и силы. А так как во главе шляхты стояли богатейшие и могущественные «магнаты» (князья и паны), то личных средств и сил короля никогда не хватало на то, чтобы сломить своеволие господствовавшего в стране сословия. Напротив, сам король должен был искать себе опоры и поддержки в иностранных дворах, чтобы держаться в своем государстве. (Август III в этом отношении подражал своему отцу Августу II и охотно искал покровительства России.) Таким образом, политический порядок в Речи Посполитой был расшатан до последней степени, и страна стала жертвой безначалия.
В среде самого господствующего сословия это безначалие привело к печальным последствиям. Равный по своим политическим правам, народ-шляхта не был однороден в общественном отношении. Во главе его находилась сильная знать – магнаты, владевшие громадными землями и богатствами, привыкшие к независимому властвованию в своих владениях. А рядом с ними в шляхте были мелкопоместные ничтожные землевладельцы, готовые искать милостей и ласки у знатных людей, их соседей, покровителей и милостивцев. Житейская зависимость мелких шляхтичей от крупных панов выражалась в том, что вокруг магнатов слагался круг клиентов, готовых на все по приказу своего пана. Паны вертели шляхтой, как хотели, и на сеймах оказывались истинными господами дел. Каждый из них стоял во главе послушной ему шляхетской партии и руководил ей, не разбирая средств и приемов. Сеймы обращались в арену мелкой и своекорыстной борьбы лиц и кружков с полным забвением государственной пользы. Речь Посполитая, шляхетская республика, выродилась в олигархию панов, поработивших шляхту.
Падение политического порядка особенно наглядно выражалось в том, что сеймы потеряли характер серьезного представительного собрания и обыкновенно не могли прийти к определенным постановлениям. Старый сеймовый обычай требовал единогласного решения дел. (Каждый голос на сейме представлял собой какую-либо часть государства: крупные паны, поголовно присутствовавшие на сеймах, голосовали за свои крупные владения; шляхетские выборные «послы» голосовали за свой «повет», то есть уезд, иначе за свой шляхетский «поветовый» сеймик, который их послал на общий сейм. Надо было, чтобы вся Речь Посполитая, всеми своими голосами, участвовала в принятом на сейме решении.) В ту пору, когда порядок на сейме был еще крепок, к вопросу о единогласии относились серьезно и совестливо. В XVIII же в. самым обычным делом было «сорвать сейм» тем, чтобы подкупить или убедить какого-либо члена сейма не согласиться с принятым решением. Он возглашал: «не позволяю», и решение падало. Этот обычай, при котором каждому члену сейма принадлежало право «свободного запрещения» (liberum veto), вконец погубил сеймовую деятельность. Никакой реформы, никакого полезного постановления нельзя было провести через сейм, так как всегда была возможность сорвать решение сейма простой и низкой интригой.
Естественным последствием политической анархии был полный разгул произвола и насилий в общественной жизни. Везде и во всем сильный обижал слабого. Магнаты ссорились между собой и вели чуть не войны друг против друга. Сосед обижал соседа; землевладельцы мучили своих «хлопов» – крестьян; шляхта насильничала над горожанами и евреями; католики и униаты теснили «диссидентов», то есть людей, не принадлежащих к господствующей церкви, иначе – православных и протестантов. Безвинно гонимые и обиженные нигде не находили защиты своих прав, своего имущества и своей жизни. Вполне понятно, что, потеряв терпение, они искали покровительства на стороне, у чужой власти, у иноземных правительств. Так поступали сами польские короли; так поступали и диссиденты. Этим для соседних государей создавалась не только возможность, но и необходимость вмешательства во внутренние дела Речи Посполитой.
В 1763 г. умер король Август III. Согласно желанию императрицы Екатерины, сеймом на престол был избран природный поляк граф Станислав Понятовский (царствовавший под именем Августа IV). Так как Понятовский был личным знакомым Екатерины и притом находился под ее сильным влиянием, то русский посол в Варшаве (князь Репнин) получил очень важное значение при новом польском короле. По жалобе епископа Георгия Конисского Екатерина решилась поднять свой голос в защиту православных в Польше и Литве. Только, по соглашению с прусским королем, она сделала это в общей форме ходатайства о даровании равноправия с католиками всем диссидентам (и православным, и протестантам). Сейм отнесся к вопросу с чрезвычайной нетерпимостью и отказал в даровании прав диссидентам.
Тогда императрица Екатерина прибегла к очень решительному средству: она указала князю Репнину постараться о том, чтобы православная и протестантская шляхта составила конфедерации для защиты своих прав. Репнину удалось устроить три конфедерации: православную, протестантскую и третью – из католиков, склонных поддержать диссидентов. Однако это мало повлияло на сейм: сейм не оставил своей нетерпимости. Тогда князь Репнин прибег к прямому воздействию силой. Русские войска были введены в Варшаву, и Репнин потребовал от короля ареста католических вожаков сейма. Эти вожаки были схвачены и увезены в Россию (в их числе были два католических епископа). Сейм сдался и уступил. Особым законом (1767) было поставлено, что диссидентская шляхта уравнивается с католической во всех правах, но католичество остается господствующим исповеданием и король может быть избран только из католиков. То была очень крупная реформа. Ее исполнение было обеспечено в 1768 г. особым трактатом Речи Посполитой с Россией, по которому императрица Екатерина обещала в будущем охранять без всяких изменений государственный строй Польши и Литвы. Это обещание императрицы устанавливало как бы протекторат России над Речью Посполитой: Россия получала право надзора над внутренней жизнью соседнего государства.
Таким образом, императрица Екатерина совершила целый переворот в политических и религиозных отношениях польско-литовского общества. Нельзя было думать, чтобы народ-шляхта мог легко примириться с насильственным воздействием на сейм и короля. Действительно, в Польше образовался ряд конфедераций (с центром в городе Баре) «за веру и свободу», то есть в защиту умаленных прав католической церкви и сейма и против покровительства России. В борьбе за свои права «барские» конфедераты не щадили православного народа и вызвали против себя «колиивщину» – восстание так называемых «гайдамаков». (Прозвище гайдамаков носили тогда бродячие разбойничьи дружины крестьян, «казаковавших» в Правобережной Украине, по примеру казаков XVI–XVII ст.) Гайдамаки, как и шляхта, встали за свою «веру и свободу» и с необыкновенной жестокостью начали громить ксендзов, шляхту и евреев, уничтожая целые города (г. Умань был поголовно вырезан гайдамаками под начальством казаков Железняка и Гонты). В Польше началась ужасающая смута (1768). Король не имел средств ни на то, чтобы защитить себя и закон от конфедератов, ни на то, чтобы подавить колиивщину. Он просил Екатерину прислать свои войска для водворения порядка. В силу договора 1768 г. Екатерина послала в Польшу военные силы.
Русские войска скоро усмирили гайдамаков, но долго не могли справиться с конфедератами. Отряды конфедератов бродили с места на место, занимались грабежом, но не принимали сражений с регулярными войсками, а просто убегали от них. По неприязни к России, Франция посылала конфедератам помощь, а Австрия давала им приют. Это еще более затрудняло борьбу с ними. Наконец, и само польское правительство стало вести себя двусмысленно и уклонялось от содействия русским войскам. Смута затягивалась, и это дало повод Пруссии и Австрии ввести в Польшу свои войска. Когда, наконец, Суворов нанес конфедератам ряд поражений и отнял у них Краков, стало ясно, что конфедерации пришел конец. Но державы не вывели своих войск из Польши. Между ними начались переговоры о том, чтобы взять с Речи Посполитой вознаграждение за понесенные ими траты и беспокойства. В результате этих переговоров Пруссия оставила за собою Померанию и часть Великой Польши (те земли, которые разделяли Бранденбург и Пруссию); Австрия присоединила к себе Галицию, а Россия взяла Белоруссию.
Разделы Польши. Карта
Это отчуждение земель Речи Посполитой, происшедшее в 1773 г., известно под названием «первого раздела Польши». Императрица Екатерина, по-видимому, не совсем была довольна этим разделом. Пруссия и Австрия, воспользовавшись обстоятельствами, получили польские провинции без всяких усилий и затрат, что совсем не входило в планы Екатерины. Притом Австрия получила коренную русскую область, что не могло не огорчать тех русских людей, которые понимали печальный смысл этой утраты.
Дополнение
В. О. Ключевский о первом разделе Польши
Отношения [Екатерины II] к Польше
В западнорусском или польском вопросе допущено было меньше политических химер, но немало дипломатических иллюзий, самообольщения (недоразумений) и всего больше противоречий. Вопрос состоял в воссоединении Западной Руси с Русским государством; так он стал еще в XV в. и полтора столетия разрешался в том же направлении; так его понимали и в самой Западной России в половине XVIII в.
Из сообщений приехавшего на коронацию в 1762 г. епископа белорусского Георгия Конисского Екатерина могла видеть, что дело не в политических партиях, не в гарантии государственного устройства, а в религиозных и племенных инстинктах, наболевших до междоусобной резни сторон, и никакие договоры, никакие протектораты не в силах мирно распутать этот религиозно-племенной узел; требовалось вооруженное занятие, а не дипломатическое вмешательство.
На вопрос Екатерины, какую пользу может извлечь Русское государство из защиты православных в Польше, один тамошний игумен отвечал прямо: Русское государство праведно может отобрать у поляков на 600 верст плодороднейшей земли с бесчисленным православным народом. Екатерина не могла прикинуть такой грубо прямой постановки дела к шаблонам своего политического мышления и повела народно-психологический вопрос извилистым путем дипломатии. Общий национально-религиозный вопрос подменяется тремя частичными задачами, территориальной, покровительственной и полицейской: предположено было продвинуть северо-западную границу до Западной Двины и Днепра с Полоцком и Могилевом, добиться восстановления православных в правах, отнятых у них католиками, и потребовать выдачи многочисленных русских беглецов с прекращением дальнейшей их приемки. Этим и ограничивалась первоначальная программа русской политики.
Диссидентское дело о покровительстве единоверцев и прочих диссидентов, как тогда выражались, об уравнении их в правах с католиками было особенно важно для Екатерины, как наиболее популярное дело, но и особенно трудно, потому что бередило много больных чувств и задорных интересов. Но именно в этом деле политика Екатерины обнаружила особенный недостаток умения соображать образ действий с положением дел. Диссидентское дело надобно было проводить сильной и властной рукой, а королю Станиславу Августу IV, и без того слабовольному человеку, не дали ни силы, ни власти, обязавшись по договору с Пруссией не допускать никаких реформ в Польше, способных усилить власть короля. Станислав по бессилию оставался, по его выражению, "в совершенном бездействии и небытии", бедствовал без русской субсидии, иногда не имея со своим двором дневного пропитания и перебиваясь мелкими займами.
Своей гарантией поддерживали польскую конституцию, которая была узаконенной анархией, и сами же негодовали, что при такой анархии ни в чем от Польши никакого толку добиться нельзя. Притом Панин дал делу диссидентов очень фальшивую постановку. Уравнение их в правах с католиками, которого требовало русское правительство, могло быть политическое и религиозное. Православные ждали от России прежде всего уравнения религиозного, свободы вероисповедания, возвращения отнятых у них католиками и униатами епархий, монастырей и храмов, права невольным униатам воротиться к вере православных отцов. Политическое уравнение, право участия в законодательстве и управлении было для них не столь желательно и даже опасно.
В Речи Посполитой только шляхта пользовалась политическими правами. Верхние слои православного русского дворянства ополячились и окатоличились; что уцелело, было бедно и необразованно; между православными дворянами трудно было отыскать человека, способного быть депутатом на сейме, заседать в Сенате, занимать какую-либо государственную должность, потому что, как писал русский посол в Варшаве своему двору, все православные дворяне сами землю пашут и без всякого воспитания. Даже епископ белорусский Георгий Конисский, глава православных Западной Руси, который по своему сану должен был сидеть в Сенате, не мог иметь там места, не будучи дворянского происхождения. Притом политическое уравнение пугало малосильное православное дворянство еще большим озлоблением господствующей католической шляхты, принужденной делиться господством со своими врагами. Все это сдерживало стремление диссидентов к политическим правам.
Панин, напротив, больше всего хлопотал о политическом уравнении. Выступая во имя свободы совести как министр православной державы, он находил усиление православия, как и протестантизма в Польше, вредным для России. Протестантская религия может вывести поляков из их невежества и повести к опасному для России улучшению их государственного строя. "Относительно наших единоверцев этого неудобства быть не может", т. е. от православия нельзя опасаться ни искоренения невежества, ни улучшения государственного строя, но излишне усиленные нами православные станут от нас независимы. Им надобно дать политические права только для того, чтобы образовать из них надежную политическую партию с законным правом участвовать во всех польских делах, однако не иначе, как под нашим покровительством, "которое мы себе присваиваем на вечные времена".
Мечтательный идиллик северной системы здесь – положительный макиавеллист. Вынужденными конфедерациями, т. е. вооруженными восстаниями, устроенными под давлением русских войск, арестами наиболее упрямых противников вроде епископа краковского Солтыка русское правительство добилось своего, провело на сейме вместе с русской гарантией конституции и свободой вероисповедания для диссидентов и политическое уравнение их с католической шляхтой.
Но Панин ошибся в своих расчетах, а опасения диссидентов сбылись. Диссидентское уравнение зажгло всю Польшу. Едва разошелся сейм, утвердивший договор 13 февраля, как в Баре поднял против него конфедерацию адвокат Пулавский. С его легкой руки начали вспыхивать антидиссидентские конфедерации там и сям по всей Польше. Все бездомное и праздношатающееся из замотавшейся шляхты, из панской дворни, из городов и сел собиралось под знамена этих конфедераций и, рассыпаясь по стране мелкими шайками, грабило во имя веры и отечества кого ни попало; доставалось и своим, но более всего терпели диссиденты и евреи. По обычному конфедерационному праву всюду, где действовали конфедерации, упразднялись местные власти и водворялось полное безначалие.
Это была своего рода польско-шляхетская пугачевщина, нравами и приемами ничуть не лучше русской мужицкой, и трудно сказать, которая из них клала больше позора на государственный строй, ее породивший, хотя причины обоих движений были различны до противоположности: там – разбой угнетателей за право угнетения, здесь – разбой угнетенных за освобождение из-под гнета. Русская императрица, за порядок и законы республики; польское правительство ей и предоставило подавить мятеж, а само оставалось любопытным зрителем событий.
Русского войска было в Польше до 16 тыс. Эта дивизия и воевала с половиной Польши, как тогда говорили. Большая часть войска стояла гарнизонами по городам, и только четверть преследовала конфедератов; но, как доносил русский посол, сколько за сим ветром ни гоняются, догнать не могут и только понапрасну мучатся.
Конфедераты всюду находили поддержку; мелкая и средняя шляхта тайно снабжала их всем нужным. Католический фанатизм был разогрет духовенством до высшей степени; под его действием разрывались все общественные и нравственные связи. Помянутый епископ Солтык перед арестом вызывался русскому послу склонить католиков на уступки диссидентам, если посол позволит ему по-прежнему вести себя самоотверженным борцом за веру для сохранения кредита в своей партии, т. е. позволит ему быть плутом и провокатором.
Русский кабинет убедился, что ему не справиться с последствиями собственной политики, и поручил русскому послу подговаривать самих диссидентов пожертвовать частью дарованных им прав, чтобы сохранить остальные, и обратиться к императрице с ходатайством о разрешении им такой жертвы.
Екатерина позволила, т. е. вынуждена была отказаться от допущения диссидентов в Сенат и министерство, и только в 1775 г., после первого раздела Польши, за ними утверждено было право быть избираемыми на сейм вместе с доступом ко всем должностям. Одною из причин непрямой постановки диссидентского вопроса были полицейские соображения, к нему прицепленные.
Порядки самодержавно-дворянского русского правления так тяжело ложились на низшие классы, что издавна тысячи народа бежали в безнарядную Польшу, где на землях своевольной шляхты жилось сноснее. Панин потому особенно считал вредным наделение православных в Речи Посполитой слишком широкими правами, что тогда побеги из России еще более усилятся "при свободе веры, соединенной с выгодами свободного во всем народа".
Тем [же] барским взглядом русская политика смотрела и на православное простонародье Речи Посполитой: в нем, как в единоверцах, видели предлог ко вмешательству в польские дела, но не хотели пользоваться им, как материалом для политической агитации против господствующего, сами находясь в положении такого же класса.
Диссидентское дело обострило на Украине давнюю непрерывную борьбу православных с униатами и католиками, столько же ободрило правых, сколько озлобило вторых. Ответом православных на Барскую конфедерацию был гайдамацкий бунт (1768 г.), в котором вместе с гайдамаками, русскими беглецами, ушедшими в степи, поднялись запорожцы с Железняком во главе, оседлые казаки и крепостные крестьяне с сотником Гонтой и другими вождями. Явилась и подложная грамота императрицы Екатерины с призывом подниматься на ляхов за веру. Бунтари по-старому избивали евреев и шляхту, вырезали Умань; фанатизм греческий и холопий, как выразился о восстании король Станислав, боролся огнем и мечом с фанатизмом католическим и шляхетским. Русский бунт погасили русские же войска; повстанцы, избегнувшие кола и виселицы, воротились в прежние состояния.
При такой двусмысленности русской политики православные диссиденты Западной Руси не могли понять, что хочет сделать для них Россия, пришла ли она совсем освободить их от Польши или только уравнять, хочет ли она избавить их от католического ксендза и униатского попа или и от польского пана.
[Первый] раздел Польши
В продолжение шести-семи лет сумятицы, поднявшейся в Польше со смерти короля Августа III (1763 г.), в русской политике незаметно мысли о воссоединении Западной Руси: она затерта вопросами о гарантии, диссидентах, конфедерациях. Забота Панина о присвоении России покровительства диссидентам "на вечные времена" скорее указывает на то, что ему была совсем чужда эта мысль.
Русский кабинет сначала довольствовался (думал только) исправлением границы с польской стороны и каким-нибудь территориальным вознаграждением Фридриха за содействие в Польше. Но русско-турецкая война дала делам более широкое течение. Фридрих сперва испугался этой войны, опасаясь, что Австрия, злобясь на русско-прусский союз, вмешается в нее, станет за Турцию, впутает и Пруссию. С целью отклонить эту опасность из Берлина с самого начала войны и была пущена в ход мысль о разделе Польши. Эта идея ничья; она сложилась сама собой из всего строя, быта и соседского окружения Речи Посполитой и носилась в дипломатических кругах давно, уже с XVII в.
При деде и отце Фридриха II три раза предлагали Петру I раздел Польши и всегда непременно с уступкой прусскому королю западной Пруссии, отделявшей досадным промежутком Бранденбург от восточной Пруссии. Фридриху II принадлежит не самая идея, а ее практическая разработка. Он сам признавался, что, страшась усиления России, он попробовал без войны, без жертв и риска, только ловкостью извлечь пользу из ее успехов. Война России с Турцией дала ему желанный случай, который он, по его выражению, ухватил за волосы. По его плану к союзу России с Пруссией привлекалась враждебная им обеим Австрия для дипломатического – только отнюдь не вооруженного – содействия России в войне с Турцией, и все три державы получали земельное вознаграждение не от Турции, а от Польши, подавшей повод к войне.
После трехлетних переговоров, веденных с "притворной добросовестностью", по выражению Панина, участники, перетасовывая области и населения, как игральные карты, подвели такие итоги игры. Молдавия и Валахия, христианские княжества, отвоеванные у турок русскими войсками, возвращались именно по настоянию Фридриха, союзника, под турецкое иго, освобождение от которого им было торжественно обещано, а взамен этой уступки русский кабинет, обязавшись охранять территориальную целость христианской Польши от хищных соседей, заставил Россию вместе с ними участвовать в ее расхищении.
Вышло так, что одни польские области отходили к России взамен турецких за военные издержки и победы, а другие – к Пруссии и Австрии так, ни за что, или к первой как бы за комиссию и за новую постановку дела, за фасон, а ко второй в виде отступного за вражду к России, вызванную ее союзом с той же Пруссией.
Наконец, в 1772 г. (25 июля) последовало соглашение трех держав-дольщиц, по которому Австрия получала всю Галицию с округами, захваченными еще до раздела, Пруссия – западную Пруссию с некоторыми другими землями, а Россия – Белоруссию (ныне губернии Витебская и Могилевская).
Доля России, понесшей на себе всю тяжесть турецкой войны и борьбы с польской сумятицей, была не самая крупная: по вычислениям, какие представил Панин, она по населенности занимала среднее место, а по доходности – последнее; самая населенная доля была австрийская, самая доходная – прусская.
Однако, когда австрийский посол объявил Фридриху свою долю, король не утерпел, чтоб не воскликнуть, взглянув на карту: "Чёрт возьми, господа! У вас, я вижу, отличный аппетит: ваша доля столь же велика, как моя и русская вместе; поистине у вас отличный аппетит". Но он был доволен разделом больше остальных участников. Удовольствие его доходило до самозабвения, т. е. до желания быть добросовестным: он признавался, что у России много прав поступить так с Польшей, "чего нельзя сказать об нас с Австрией". Он видел, как плохо воспользовалась Россия своими правами и в Турции и в Польше, и чувствовал, как из этих ошибок росла его новая сила.
Это чувствовали и другие. Французский министр злорадно предостерегал русского уполномоченного, что Россия со временем пожалеет об усилении Пруссии, которому она так много содействовала. В России также винили Панина в чрезмерном усилении Пруссии, и он сам сознавался, что зашел дальше, чем желал, а Гр. Орлов считал договор о разделе Польши, так усиливший Пруссию и Австрию, преступлением, заслуживающим смертной казни.
Как бы то ни было, редким фактом в европейской истории останется тот случай, когда славяно-русское государство в царствование с национальным направлением помогло немецкому курфюршеству с разрозненной территорией превратиться в великую державу, сплошной широкой полосой раскинувшуюся по развалинам славянского же государства от Эльбы до Немана.
По вине Фридриха победы 1770 г. принесли России больше славы, чем пользы. Екатерина выходила из первой турецкой войны и из первого раздела Польши с независимыми татарами, с Белоруссией и с большим нравственным поражением, возбудив и не оправдав столько надежд в Польше, в Западной России, в Молдавии и Валахии, в Черногории, в Морее.
В. О. Ключевский. Русская история. Полный курс лекций. Лекция 76
Ее Императорского Величества Всемилостивейшей Государыни моей от армии Генерал-аншеф, Сенатор, Тульский, Калужский и новоприсоединенных областей от Речи Посполитой Польской к Империи Российской Генерал-Губернатор, начальствующий над всеми войсками там находящимися и расположенными в 3 Малороссийских Губерниях, отправляющий должность Генерал-губернатора сих Губерний, воинский Инспектор и Кавалер орденов Св. Андрея Первозванного, Св. Александра Невского и Св. Равноапостольного Князя Владимира первой степени, Польских Белого Орла и Св. Станислава и Великокняжеского Голстинского Святая Анны, я Михаил Кречетников объявляю сие, по Высочайшей воле и повелению моей Всемилостивейшей Государыни Ее Императорского Величества Всероссийской, всем вообще жителям и каждому особенно всякого чина и звания присоединенных ныне от Речи Посполитой Польской на вечные времена к Империи Российской мест и земель.Участие Ее Величества Императрицы Всероссийской приемлемое в делах Польских основывалось всегда на ближайших, коренных и взаимных пользах обоих Государств. Что не только тщетны были, но и обратились в бесплодную тягость и в таковое же понесение бесчисленных убытков все Ее старания о сохранении в сей соседней Ей области покоя, тишины и вольности, то неоспоримо и ощутительно доказывается тридцатилетнею испытанностью. Между неустройствами и насилиями произошедшими из раздоров и несогласий, непрестанно Республику Польскую терзающих, с особливым соболезнованием Ее Императорское Величество всегда взирала на те притеснения, которым земли и грады, к Российской Империи прилеглые, некогда сущим Ее достоянием бывшие и единоплеменниками Ее населенные, созданные и православною Христианскою верою просвещенные и по сие время оную исповедующие, подвержены были. Ныне же некоторые недостойные Поляки, враги отечества своего, не стыдятся возбуждать правление безбожных бунтовщиков в Королевстве Французском и просить их пособий, дабы обще с ними вовлещи Польшу в кровавое междоусобие. Тем вящая от наглости их предстоит опасность, как спасительной Христианской вере, так и самому благоденствию обитателей помянутых земель от введения нового пагубного учения, стремящегося к расторжению всех связей гражданских и политических, совесть, безопасность и собственность каждого обеспечивающих, что помянутые враги и ненавистники общего покоя, подражая безбожному, неистовому и развращенному скопищу бунтовщиков Французских, стараются рассеять и распространить оное по всей Польше и тем самим на веки истребить как собственное ее, так и соседей ее спокойствие.
По сим уважениям Ее Императорское Величество Всемилостивейшая моя Государыня, как в удовлетворение и замену многих своих убытков, так и в предохранение польз и безопасности Империи Российской, а равно и самих областей Польских и в отвращение и пресечение единожды навсегда всяких превратностей и частых разнообразных перемен правления, соизволяет ныне брать под державу Свою и присоединить на вечные времена к Империи Своей все замыкающиеся в нижеописанной черте земли и жителей их, а именно: начиная черту сию от селения Друи лежащего на левом берегу реки Двины при угле границы Семигалии, оттуда простираясь на Норочь и Дуброву и следуя по частному рубежу Воеводства Виленского на Столпцы, проводя на Несвиж, потом на Пинск и оттоль проходя чрез Кунев между Вышгрода и Новогроблы близ границы Галиции, с коею смыкаясь, простирается по оной до реки Днестра, наконец спускаясь всегда по течению сей реки, примыкает к Егорлыку, пункту прежней границы в той стране между Россиею и Польшею таким образом, что все земли города и округи объемлемые вышеописанною чертою новой границы между Россиею и Польшею, отныне навсегда имеют состоять под Скипетром Российской Империи; жители же оных земель и владельцы, какого бы рода и звания ни были, в подданстве оного.
Чего ради и имею я, как учрежденный над оными от Ее Величества Генерал-Губернатор, точное Высочайшее повеление торжественно обнадежить прежде всего собственным Ее священным именем и словом, (как то сим торжественным Манифестом для всеобщего сведения и удостоверения действительно и исполняю) всех Ее Величества новых подданных, а мне любезных теперь сограждан, что Всемилостивейшая Государыня изволит не токмо всех их подтверждать при совершенной и ничем не ограниченной свободе в публичном отправлении их веры, также и при законном каждого владении и имуществе; но и совершенно их под державою своею усыновляя и приобщая ко славе и благоденствию Российской Империи, по примеру верноподданных Ее жителей Белорусских, живущих в полном спокойствии и изобилии под мудрым и кротким Ее царствованием, всех и каждого награждать еще отныне в полной мере и без всякого изъятия всеми теми правами, вольностями и преимуществами, каковыми древние подданные Ее пользуются, так что каждое состояние из жителей присоединенных земель вступает с самого сего дня во все оному свойственные выгоды по всему пространству Империи Российской, ожидая и требуя Ее Величество взаимно от признания и благодарности новых Своих подданных, что они, будучи милостью Ее поставляемы в равное с Россиянами благоденствие, потщатся с своей стороны сделать себя и имени сего достойными истинною к новому ныне, но прежде давнему их отечеству любовью и непоколебимою впредь верностью к толь сильной и великодушной Государыне.
И по тому имеют все и каждый, начиная от знатнейшего Дворянства, чиновников и до последнего, кому надлежит, учинить в течение одного месяца торжественную присягу в верности, при свидетельстве определенных от меня к тому нарочных людей. Если же кто из Дворянства и из другого состояния владеющий недвижимым имением, небрежа о собственном своем благополучии, не захочет присягать, тому дозволяется на продажу недвижимого своего имения и добровольной выезд вне границ трехмесячный срок, по прошествии которого все остающееся имение его секвестровано и в казну взято быть имеет.
Духовенство вышнее и нижнее долженствует подать собою, яко пастыри душевные, первый во учинении присяги пример и в повседневно Господу Богу публичном принесении теплых молитв о здравии Ее Императорского Величества Всемилостивейшей Государыни и дражайшего Ее сына и Наследника Цесаревича Великого Князя Павла Петровича и всего Высочайшего Императорского дому по тем формам, которые им для сего употребления даны будут.
Чрез торжественное выше сего обнадежение всем и каждому свободного отправления веры и неприкосновенной в имуществах целости, само собою разумеется, что и Еврейские общества жительствующие в присоединенных к Империи Российской городах и землях будут оставлены и сохранены при всех тех свободах, коими они ныне в рассуждении закона и имуществ своих пользуются; ибо человеколюбие Ее Императорского Величества не позволяет их одних исключить из общей всем милости и будущего благосостояния под благословенною Богом Ее Державою, доколе они с своей стороны с надлежащим повиновением яко верноподданные жить и в настоящих торгах и промыслах по званиям своим обращаться будут. Суд и расправа да будут продолжаемы в настоящих их местах именем и властью Ее Императорского Величества с наблюдением строжайшего порядка и правосудия.
В заключение считаю я за нужно именно присовокупить еще, по Высочайшему соизволению Ее Императорского Величества, что все войска как уже в своей земле строжайшую воинскую дисциплину наблюдать будут; а по тому ни вступление их в разные места, ниже самая перемена правления не долженствуют никому и нимало препятствовать в покойном и безопасном домостроительстве, торгах и промыслах; ибо размножение их паче служа частной пользе; тем самим будет служить к угодности и благоволению Ее Величества.
Сей Манифест имеет 27 числа сего Марта месяца во всех церквах прочтен, в городские книги записан и в надлежащих местах прибыт быть для всенародного сведения. А дабы оному совершенная вера подаваема была, утвердил я его, по данной мне власти, подписанием руки моей и приложением печати герба моего. Издан в главном стане войск мне вверенных при Полонне.
В течение 18 века Речь Посполитая, образованная в 1569 году при объединении Литвы и Польши, стала утрачивать свою независимость. Внутри страны усилилась нестабильность. В конечном итоге ход истории привел к исчезновению с карты Европы целого государства.
Причины раздела страны
Главными причинами разделения Речи Посполитой называются:
- внутригосударственный кризис: в сейме, главном административном органе страны, начались разногласия и борьба за власть между польскими и литовскими влиятельными силами;
- вмешательство извне: Речь Посполитая попала под сильную зависимость от Австрии, Пруссии и России;
- политика церкви, при которой польское духовенство пыталось установить католицизм на всей территории страны.
В 1768 году в городе Бар образовалась конфедерация (союз шляхты), участники которой выражали открытый протест по поводу российского влияния в стране. Польский король Станислав Понятовский, фаворит Екатерины II, обратился к императрице за помощью в подавлении мятежа. К 1772 году русская армия, возглавляемая А.В. Суворовым, подавила сопротивление Барской конфедерации, но установить единоличное господство в Речи Посполитой России помешали Австрия и Пруссия.
Все разделы Речи Посполитой
Первое разделение произошло 19 февраля 1772 года. Успехи в войне с Османской империей, которую Россия вела уже 4 года, обеспокоили ее западных противников. Монархи Австрии и Пруссии предложили Екатерине II закончить военные действия и поделить Польское Королевство. Отказ мог означать объявление России новой войны. Тройственное соглашение было заключено, после чего армии всех трех стран вступили на территорию Речи Посполитой. Остатки сил Барской конференции были уже не способны оказать серьезное сопротивление. В результате раздела Россия присоединила к своей территории Восточную Белоруссию и земли Прибалтики, считавшиеся польской частью Лифляндии.
Дата второго раздела – 23 января 1793 года. К этому моменту в Речи Посполитой во многих сферах жизни были проведены реформы, направленные на укрепление государства и принята новая Конституция. Новый сейм значительно увеличил численность армии и наделил Речь Посполитую правом вести самостоятельную политику, без совета с Россией. Ответной реакцией Екатерины II стало начало русско-польской войны. В соответствии с новой конвенцией, подписанной с Пруссией, к России присоединилась Центральная Белоруссия.
Причиной третьего раздела, который состоялся 24 октября 1795 года, стало восстание, организованное Тадеушем Костюшко. Сын богатого литовского шляхтича пытался объединить народ для восстановления территориальной целостности страны и избавления от нашествия недружественных соседей. После подавления мятежа Россия присоединила Западную Белоруссию, Волынь, значительные территории Литвы и Курляндии.
Итоги и последствия разделов
В общей сложности в состав России вошло свыше 450 тыс. м2 земель, на которых проживало 6,5 млн. человек. Польша полностью потеряла государственность. Агрессивная внешняя политика российской императрицы позволила значительно увеличить площадь и население России, но, с другой стороны, способствовала зарождению серьезных межнациональных конфликтов. Эти проблемы остро проявили себя при распаде СССР, они являются поводом для внешнеполитических противоречий и в настоящее время. Впрочем, если поляки не забыли разделы Речи Посполитой, то русские могут вспомнить польское нашествие в период Смуты и попытку убить первого царя из династии Романовых. Наверное, стоит перевернуть старинные страницы и строить межгосударственные отношения с чистого листа.