Хунта - что это такое, каковы особенности данного режима? Военные перевороты в латинской америке

Во многих странах в 60-70-е годы разгоралась вооруженная партизанская борьба. Ее идеологом выступил Э.Че Гевара.

Эрнесто Гевара де ла Серна Че Гевара (1928-1967). Родился в Аргентине, в семье архитектора. По профессии врач. В 1953-1955гг побывал в ряде латиноамериканских стран, изучал их социально- политические условия и проблемы революционных движений. В 1956-1958 гг. – один из руководителей Повстанческой армии на Кубе. Президент Национального банка (1959-1961), министр промышленности (1961-1965) на Кубе. В своих книгах обобщил опыт повстанческой борьбы на Кубе и разработал стратегию партизанского движения в Латинской Америке. Отстаивал идею возникновения революции из «партизанского очага». Появление множества таких очагов, «многих Вьетнамов», должно было, по его мнению, обеспечить победу и над внутренней контрреволюцией, и над американской военной машиной. Сам Че Гевара вместе с группой кубинцев в 1966 г. начал вооруженную борьбу в Боливии, где и погиб в октябре 1967 г.

Партизанские движения не встретили широкой поддержки населения и были подавлены армией, получавшей американскую помощь. Только в Никарагуа Сандинистский фронт национального освобождения смог добиться победы, свергнув в 1979 г. диктатуру олигархического клана Сомосы.

Парламентским путем пришли к власти в 1970 г объединенные левые силы в Чили, создавшие блок Народное единство. Правительство социалиста Сальвадора Альенде (1970-1973) осуществило радикальную аграрную реформу, демократические социальные преобразования, национализировало медные рудники, топливные ресурсы, множество предприятий. Но этим оно дезорганизовало экономическую жизнь страны и в сентябре 1973 г. было свергнуто путем военного переворота. Такую же по направленности, но менее радикальную по глубине политику осуществляли военные левонационалистические режимы, установленные в результате переворотов в Перу и Панаме (1968), Эквадоре и Гондурасе (1972), Боливии (1970). Не обеспечив себе массовой поддержки, они через несколько лет были заменены правыми военными диктатурами путем военных переворотов или перестановок в руководстве армии. Только панамский режим просуществовал до конца 80-х годов, поскольку добился успеха в борьбе за возвращение Панамского канала (США передадут его Панаме 31 декабря 1999 г.)

«Полевение» власти в ряде стран на рубеже 70-х годов сменилось тотальным наступлением правых военных диктатур к середине 70-х годов. В 1973 г. они были установлены в Чили и Уругвае, в 1976 г. в Аргентине, еще в 1964 г. в Бразилии, а в 1954 г. в Парагвае. Таким образом, во второй половине 70-х годов среди латиноамериканских стран Южной Америки только в Венесуэле и Колумбии сохранялись демократические правительства. Над Латинской Америкой опустилась ночь правых диктатур. Десятки тысяч людей были убиты или пропали без вести, еще больше – брошены в тюрьмы по политическим мотивам. Наиболее кровавыми были режимы в Аргентине и Чили.

В экономической сфере ситуация для латиноамериканских режимов в 70-е годы изменилась. С 1969 г. США, по сути отказавшись от политики «Союза ради прогресса», начали проводить стратегию «Нового международного разделения труда». Она включала такие меры как: ускоренное развитие в Латинской Америке отраслей, связанных с переработкой сырья; перенесение из США некоторых трудоемких промежуточных стадий производства (например, выпуск автомобильных двигателей); развертывание в регионе производства продукции для нужд «третьего мира» с более низким, чем для развитых стран, уровнем технологии. Этим закреплялась периферийность латиноамериканской промышленности, но уже «а более высоком техническом уровне. Большинство стран воспользовались этими возможностями, чтобы перейти к экспорториентированной индустриализации. Они широко открыли двери для иностранного капитала, который в основном и реализовывал новую стратегию. Одновременно государства сосредоточили усилия на развитии ряда отраслей тяжелой промышленности, для чего брали легкодоступные зарубежные кредиты. На основе внешних займов развивала производство и национальная буржуазия.

Но из всех правительств только чилийская военная хунта во главе с генералом Аугусто Пиночетом (1973-1989) занялась глубинной перестройкой экономики. Подавив с помощью жестоких репрессий всякую оппозицию, вводя корпоративные начала в организацию общества, она одной из первых в мире внедрила неолиберальную модель экономического развития. Постепенно была осуществлена приватизация государственной собственности, ликвидированы таможенные барьеры и другие преграды для иностранных инвестиций и «свободной игры рыночных сил». Уровень жизни чилийцев значительно упал. Но были заложены основы для будущего эффективного роста экономики, который и начался в конце 70-х годов.

После второй мировой войны по всей Латинской Америке в ре­зультате многочисленных военных переворотов, особенно в пе­риод с начала 60-х по конец 70-х годов, были смещены законно избранные гражданские правительства. Согласительные системы вытеснены бюрократическими авторитарными. Военные перевой роты происходили в тех обществах, где слабые гражданские ин­ституты не смогли установить свое влияние над вооруженными силами. В Китае и во Вьетнаме коммунистические партии конт­ролировали армию. Как заявлял Мао, «винтовка рождает власть». Но «наш принцип состоит в том, что этой винтовкой командует партия, а винтовке никогда не будет позволено командовать пар­тией»6. В Латинской Америке ситуация была противоположной: еще со времен испанских поселенцев начала XVI в. армия играла господствующую роль в политической жизни. Даже в XX в. поли­тические партии и социальные группы редко получали власть, достаточную для противостояния активному вмешательству во­енных в осуществление политики. Тем не менее в последнее сто­летие социальный плюрализм сохранял здесь более сильные по­зиции, чем в Китае или Вьетнаме. В таких странах, как Аргенти­на, Бразилия, Чили и Уругвай согласительные и бюрократиче­ские авторитарные режимы периодически сменяли друг друга. Перевороты, происходившие в период с 1964 по 1973 г. и низвер­гавшие законно избранные гражданские правительства, имели своей целью укрепление капиталистической экономики и вытес­нение с политической арены левых сил, поддерживавших социа­листические, коммунистические и популистские программы. Этим переворотам предшествовало усиление структурных, куль­турных и поведенческих конфликтов.

Гражданская проправительственная коалиция была слишком слабой, чтобы помешать вмешательству военных. Вооруженные силы обладали возможностями, позволявшими им не подчинять­ся приказам гражданских лиц. Они держали под контролем ре­прессивные силы, действовали тайно, были хорошими специали­стами и организаторами, что необходимо для управления бюрок­ратическими институтами. Гражданские организации, такие, как политические партии, законодательные органы и суды, в силу разобщенности часто не могли противостоять им. Влиятельные социальные группы (бизнес-корпорации, землевладельцы, рели­гиозные деятели) были настороены против гражданских полити­ков и приветствовали приход к власти военных. Если переворот, направленный на свержение законно избранного правительства, получал поддержку со стороны ТНК или правительства США, то такая помощь приводила к краху согласительной системы.

Кризисы легитимности подрывали структурную власть согла­сительных режимов и повышали вероятность воцарения бюрок­ратических авторитарных систем. Ожесточенные конфликты между группами влияния, выливавшиеся в насилие и политиче­ские беспорядки, делали согласительные системы уязвимыми. Законно избранные правители были не в состоянии примирить противоречивые интересы. Им было трудно выработать консен­сус между различными группами, делящими между собой поли­тическую власть. Кроме того, у них не было репрессивных сил для подавления антиплюралистической оппозиции, считавшей незаконной согласительную систему.

В условиях падения легитимности избранных гражданских чиновников военные лидеры приходили к заключению, что те не обладают ни волей, ни властью для защиты интересов вооружен­ных сил. Цена пребывания у власти гражданских лиц перевеши­вала все выгоды от их правления. Согласительная политика ста­вила под угрозу корпоративные, классовые и идеологические ин­тересы. Всякий раз, когда президентская гвардия, рабочая мили­ция и другие объединения начинали представлять угрозу для кор­поративных интересов военных, происходил переворот. Корпо­ративные интересы заключались в независимости при назначе­ниях на военные должности, в присвоении офицерских званий, выработке оборонительных стратегий, составлении программ во­енного обучения, поддержании порядка и национальной без­опасности. Часто личные интересы сливались с корпоративны­ми: военные хотели получить крупные бюджетные ассигнования не только на вооружение и боевую подготовку, но и на повыше­ние окладов, легковые автомашины, пенсии, медицинское об­служивание и жилье. В переворотах, происшедших в Бразилии и «в южном конусе» (Аргентине, Чили, Уругвае), кроме того, были замешаны и классовые интересы. Большинство старших офице­ров происходили из аристократических землевладельческих се­мей или семей, принадлежавших к высшему звену - промыш­ленникам, государственным служащим и военным чиновникам. По их мнению, радикальные марксистские партии и профсоюзы угрожали безопасности как капиталистов, так и нации в целом. Вооруженные силы, чьей обязанностью было защищать нацию от внешнего и особенно от внутреннего врага, полагали, что закон­но избранные гражданские политики, обещавшие введение эга­литаризма, ставили под угрозу не только экономический рост и капитализм, но и гражданское единство и христианскую веру.

Так, материальные интересы сливались с духовно-нравственны­ми и идеологическими ценностями. Тот факт, что гражданские лидеры не могли отстоять эти интересы и ценности, увеличивал вероятность переворота.

Кризис, порождающий деинституционализацию, заставлял обращаться к бюрократической авторитарной системе. Разрыва­емые жестокими конфликтами, южноамериканские страны не имели процедурного консенсуса, необходимого для согласова­ния разнообразных интересов и ценностей. Офицеры армии не считали себя обязанными по закону подчиняться избранным гражданским лидерам. В условиях слабой зависимости от право­вых норм гражданского контроля вооруженные силы осуществ­ляли переворот всякий раз, когда их интересы были ущемлены.

Поведенческий кризис также усиливал вероятность военного переворота. Слабые гражданские лидеры не могли предложить государственной политики, способной справиться с такими про­блемами, как высокий уровень инфляции, стагнация экономики, внешнеторговый дефицит и политическое насилие в стране. Ориентированные на поддержание политического порядка и экономического роста военные часто осуществляли переворот, в результате которого к власти приходили технократы, профессио­налы и управленцы. Вместе с военной элитой такие гражданские технократы пытались вытеснить с политической арены радикаль­но настроенные профсоюзы, а также те политические партии, ко­торые организовывали общественную деятельность во времена правления согласительного режима. Хотя рядовые граждане ре­дко принимали участие в переворотах, их слабая поддержка на­ходившихся у власти гражданских правительств подталкивала во­енных к действиям7.

Перевороты, произошедшие в Бразилии, Аргентине, Чили и Уругвае с 1964 по 1976 г., имеют общие принципы перехода от согласительного к бюрократическому авторитарному режиму. Гражданские правительства распадались потому, что не могли создать вокруг себя сильной коалиции, которая заставила бы военных считаться с согласительной системой. Правительст­венные институты, политические партии и социальные группы (землевладельцы, деловые ассоциации, религиозные деятели) ослаблены раздробленностью. Вместо того чтобы сплотиться вокруг стоящей у власти гражданской администрации, многие группировки поддерживали военных. Такое положение лишало правительство возможности принимать решения. Президент, как правило, сталкивался с оппозицией со стороны враждебно­го ему конгресса. Институт президентской власти не располагал ни репрессивной, ни консенсуальной властью, необходимой для сдерживания военных: В Чили суд признал правомочным переворот, свергнувший президента Сальвадора Альенде (1973). Ни Альенде, ни президенты Бразилии (1964), Аргентины (1976) и Уругвая (1973) не могли полагаться на сплоченные политиче­ские партии в организации поддержки режиму и создании коа­лиции с сочувствующими группами. Разобщенность рабочего движения лишала гражданских лидеров такого источника под­держки, как солидарность рабочего класса. Деловые ассоциа­ции в этих странах были на стороне организаторов переворота. Землевладельцы отвергали программы перераспределения зем­ли, выдвинутые Сальвадором Альенде и президентом Бразилии Жоао Гулартом. Католическая церковь в Чили и особенно в Ар­гентине приветствовала приход к власти военных, считая, что армейские офицеры восстановят порядок и будут придержи­ваться в своей политике принципов христианства. Президенты Альенде и Гуларт столкнулись с сильной оппозицией со сторо­ны ТНК и правительства Соединенных Штатов; эти иностран­ные институты заявляли, что левые движения составляют угро­зу капитализму, проводят ошибочную социалистическую поли­тику и грозят Западу «коммунистической» агрессией. С начала 60-х и до середины 70-х годов правительство США предоставля­ло аргентинским военным оружие и военных советников, а так­же осуществляло техническую подготовку армии. Это усилило решимость военных элит свергнуть гражданских президентов, не способных обеспечить быстрые темпы экономической мо­дернизации и дать нации правительство, которое бы гарантиро­вало ее безопасность.

Когда политический процесс заходил в тупик, деинституцио-нализация увеличивала вероятность переворота. Большинство латиноамериканских стран, включая и те четыре, о которых шла речь выше, страдали от персонализма правления. Даже в услови­ях раздробленности президент обладал большей властью, чем за­конодательные или судебные органы. Политический процесс опирался на отношения типа «патрон - клиент». Президент вы­ступал в роли суперпатрона, раздающего политическую поддерж­ку в обмен на ресурсы (покровительство, кредиты, контракты, лицензии). Государственные институты оставались слабыми. Личные связи представителей власти играли большую роль, чем нормы гражданского общества. Рассматривая конфликт интере­сов как незаконный, многие латиноамериканские элиты так и не выработали надежного процедурного консенсуса как средства примирения разногласий. Законы не могли оградить гражданскую администрацию от произвола военных. Для многих граж­данских лиц, поддерживавших путчистов, военный переворот представлялся наиболее эффективным и легитимным способом подавления нелегитимных конфликтов.

Деинституционализацию и недееспособность правительст­венных институтов усиливало презрительное отношение воен­ных элит к легитимности согласительных систем. С их точки зре­ния они не принимали во внимание корпоративные, личные, классовые и идеологические интересы вооруженных сил и их со­юзников. Заявляя о том, что ущерб от правления гражданских ад­министраций превосходит выгоды такого правления, военные видели в этом основание для захвата верховной власти. Следуя прусской традиции, чилийские, аргентинские и бразильские во­енные считали, что президенты угрожают их корпоративной ав­тономии, принимая, в противовес офицерам, сторону призывае­мых на военную службу рядовых, организуя рабочую милицию и вмешиваясь в решения армейских чиновников. Хотя угроза кор­поративным интересам являлась более важным мотивом для пе­реворота, чем личные интересы, они полагали, что их правление обеспечит увеличение правительственных ассигнований на их зарплаты, пенсии, жилье и здравоохранение.

Классовые интересы также служили мотивом к перевороту во всех четырех странах. Сторонники ускорения экономического роста, снижения инфляции и осуществления модернизации с по­мощью государственной поддержки развитию частного предпри­нимательства и инвестиций зарубежных корпораций, инициато­ры переворота опасались угрозы капиталистическому развитию со стороны левого движения. По мнению военных и их союзни­ков в лице гражданских бизнесменов, радикально настроенные профсоюзы требовали слишком высоких зарплат. Бразильские и чилийские крестьянские ассоциации захватывали землю; поли­тика перераспределения земли угрожала интересам крупных зем­левладельцев. Под предводительством молодых людей против слабого согласительного правительства организовывались пар­тизанские движения, например: Левое революционное движе­ние в Чили, Перонистское движение, носившее левацкий харак­тер, и троцкистская Народно-революционная армия Аргентины, уругвайское Движение национального освобождения (Тупама-рос) и радикально-католические группы в Бразилии. Предпола­гая, что эти движения связаны с левыми фракциями политиче­ских партий - социалистами, коммунистами, перонистами, - военные считали, что они представляют угрозу национальной безопасности.

Идеологические ценности сливались с капиталистическими интересами, усиливая тем самым военное противостояние граж­данскому правительству. «Внутреннего врага» стали ассоцииро­вать с атеизмом, неверностью и бесчестием. Считая себя стража­ми национальной безопасности и защитниками внутреннего по­рядка, вооруженные силы оправдывали перевороты как единст­венный способ сохранить христианскую, западную, капитали­стическую цивилизацию.

Слабое гражданское правительство и отказ масс от поддержки согласительного режима также способствовали переворотам в Латинской Америке. Политические «патроны» выторговывали правительственные блага для своих «клиентов», однако поддер­живающих их действующих политиков оказалось немного и дей­ственной коалиции не получалось. Рассматривая политику как игру, в которой невозможно выиграть, находившиеся у власти гражданские политики не могли найти компромисс и сформули­ровать политику, способную удовлетворять интересы различных групп. Низкие темпы роста, спад производства, снижение реаль­ных доходов и инфляция мешали им вести выигрышную игру, приносящую достаточно средств для субсидирования правитель­ственной поддержки. Переворотам предшествовала не только экономическая стагнация, но и широкомасштабное насилие. По-" литические убийства, ограбления банков и похищения детей сви­детельствовали о неспособности гражданских правительств ула­живать конфликты мирными средствами. Левые партизаны вели бои с правыми военизированными организациями. Общество поляризовалось, но не на бедных и богатых, а на сторонников правительства и их социально-разнородных противников. Под­держиваемые ведущими оппозиционными организациями и оп­ределенными категориями населения вооруженные силы, свер­гавшие согласительные системы, брали на себя обязательство обеспечить развитие капитализма при сохранении существующе­го политического строя8.

Ликвидация диктаторских режимов и установления конституционного строя в ряде стран региона
На рубеже 80-х годов отразился кризис военно-диктаторских режимов в Латинской Америке. Его развитию способствовали углубление противоречий между модернизируемыми и традиционными секторами экономики, большие социальные издержки правого неолиберального варианта развития, усилившие напряжение в обществе, экономический кризис начала 80-х гг., проблема внешней задолженности.. Начали быстро нарастать забастовки и демонстрации трудящихся с требованиями изменения социальной и экономической политики, прекращения репрессий, восстановление демократических свобод. В борьбу за демократические перемены включились средние слои, мелкие и средние предприниматели. Активизировались правозащитные организации, церковные круги. Восстанавливали свою деятельность партии и профсоюзы. В Уругвае в 1980 г. 60% участников организованного диктатурой референдума высказались против режима. Укрепившая свое положение финансово-промышленная элита также стала слоняться к либеральным формам правления. Народные выступления против диктатур «снизу» и встречные усилия сторонников либерализации «сверху» стали двумя составными начавшегося процесса демократизации. Значение имела и критика террористических режимов Вашингтоном (с 1977 г.).
Процессы демократизации в Южной Америке ускорили свержения диктатуры Сомосы и победу в 1979 г. революции в Никарагуа. В 1979 г. в Эквадоре и в 1980 г. в Перу умеренные военные режимы передали власть избранным конституционным правительствам. В 1982 г. было восстановлено конституционное правление в Боливии, к власти пришло правительство коалиции левых сил с участием коммунистов. Диктатуры уступили место демократическим, конституционно избранным режимам. После поражения Аргентины в войне с Великобританией (1982), возникшей из-за спора о принадлежности Фолклендских островов, военный режим дискредитировал себя и вынужден был в 1983 г. передать власть гражданскому правительству. Также были ликвидированы военные режимы в Бразилии (1985 г.), Уругвае (1985 г.), Гватемале (I986 г.), Гондурасе (1986 г.), на Гаити (1986 г.). В мае 1989 г. состоялись всеобщие выборы, на которых президентом был избран генерал А. Родригес - сподвижник Стресснера, затем отошедший от него и возглавивший февральский переворот. Начался переход Парагвая к конституционному правлению.
Дольше всех в Южной Америке продержалась диктатура в Чили. Но под натиском оппозиции 11 марта 1990 военный режим генерала Пиночета передал власть гражданскому правительству. В этот день с политической карты Южной Америки исчезла последняя диктатура. В Центральной Америке традиционные устои общества претерпели меньше изменений, чем в ведущей группе латиноамериканских государств. Менее зрелой была здесь социальная и политическая структура общества, сильнее укоренились авторитарные формы власти (исключение составила Коста-Рика). Небольшие, слабые государства Центральной Америки рано стали объектом экспансии США и находились в сильной зависимости от североамериканской державы. Вашингтон придавал особое значение защите своих стратегических интересов в субрегионе. Неудивительно, что борьба за перемены в Центральной Америке приняла особенно ожесточенный и упорный характер.
Приход к власти новых избранных демократических правительств не привел к кардинальным изменениям экономической политики. Они сохранили курс на активное участие своих стран в международном разделении труда, курс на интеграцию в мировую экономику. На современном этапе важную роль играют упор на развитие рыночных структур экономики, приватизации государственного сектора, а также стремление сделать экономику более социально ориентированной. Большинству государств Латинской Америки удалось достичь успехов в развитии экономики, однако серьезной проблемой для их дальнейшего роста стала внешняя задолженность. По уровню экономического развития регион занимает промежуточное положение между странами Азии и Африки, с одной стороны, и индустриально развитыми странами, с другой. Между странами региона продолжают существовать различия в уровнях хозяйственного развития. В Бразилии, Аргентине и Мексике сохраняется значительное социальное неравенство различных слоев населения. Почти половина латиноамериканцев нищенствует.
Новый этап в развитии латиноамериканских стран характеризуется прежде всего тем, что в условиях прекращения «холодной войны» США уже меньше опасаются роста влияния враждебных им держав в Латинской Америке. Более терпимым становится отношение к социальным экспериментам в этом районе мира. Опыт Кубы, где производство ВНП (валовый национальный продукт) на душу населения к середине 1990-х гг. оказалось почти вдвое ниже, чем в большинстве латиноамериканских стран, также ослабил влияние социалистических идей.

Благодаря развитию интеграционных процессов на южноамериканском континенте, повышению уровня жизни увеличилась емкость внутренних рынков, что создает предпосылки для более стабильного развития. В конце 1980 - начале 1990 гг. (этот период называют «потерянным десятилетием» для решения проблем модернизации) демократические режимы усиленно развивали социальную сферу, что привело к падению темпов экономического роста. Но к середине 1990-х гг. в большинстве стран темпы развития экономики вновь возросли. В 1980-1990-е гг. среднегодовые темпы прироста ВНП в Латинской Америке составляли всего 1,7%, в 1990-1995 гг. они возросли до 3,2%.

В конце 1990-х гг. кризис, поразивший новые индустриальные страны Азии, сказался и на Латинской Америке.

В то же время, поскольку экономика латиноамериканских государств была более развитой, глубина этого кризиса для них оказалась меньшей, он не распространился на политическую сферу.
С 1980 по 1995г. объем внешней задолженности у Бразилии сократился с 31,2% стоимости ВНП до 24%. Резкий рост долгов наблюдался лишь у Мексики (с 30,5% до 69,9% ВНП).

Со времен окончания Второй Мировой войны до 90-х годов, политические режимы во многих государствах Латинской Америки оказывались недолговечными. Единственным исключением стала Мексика, где после государственной революции 1917 года, к власти пришли представители демократических сил, которые вплоть до конца века не имели серьезных политических оппонентов.

Демократия в Латинской Америке

В латиноамериканских странах неоднократно предпринимались попытки внедрения европейской модели демократии, в частности: создание блока национально-патриотических сил и национальной буржуазии, постепенное повышение уровня социальной и экономической защиты, которое сопровождалось модернизацией промышленности. Подобные стремления создать демократическое государство увенчались успехом только в Аргентине, с приходом к власти правительства Х. Перрона в 1946 году.

Период руководства перонистской партии вошел в историю Аргентины как время благоденствия - в государстве активно внедрялась либеральная социальная политика, началась национализация стратегических промышленных объектов, был учрежден план пятилетнего экономического развития. Тем не менее, в результате военного переворота 1955г., Х. Перрон был свергнут.

Примеру Аргентины последовала и Бразилия, правительство которой делало неоднократные попытки правовых и экономических преобразований жизни общества. Однако из-за угрозы повторения сценария аргентинского переворота президент страны в 1955 г. покончил жизнь самоубийством.

Главным недостатком демократических режимов Латинской Америки было то, что во многом они напоминали фашистский строй Италии в середине 20-х годов. Все либеральные преобразования по сущности внедрялись хорошо скрытыми тоталитарными методами. В некоторых сферах ведения государственной политики демократические лидеры во многом копировали модели развития нацистской Германии.

Ярким примером является деятельность профсоюзов Аргентины, которые защищали трудовые права исключительно представителей титульной нации. Более того, в послевоенный период, демократические государства Латинской Америки стал убежищем для некоторых фашистских лидеров, преследуемых мировым сообществом. Это говорит в первую очередь о том, что латиноамериканские демократы не чуждались тоталитарных систем, в частности и фашизма.

Военные перевороты

Начиная с середины 50-х годов, вплоть до конца 70-х, в большинстве Латиноамериканских государств были установлены жесткие военные диктатуры. Столь радикальные изменения в государственной структуре были результатом нарастающего народного недовольства правящей элитой, чем воспользовались милитаристские политические силы.

В настоящее время стал известным тот факт, что все военные перевороты в Латинской Америке осуществлялись с согласия правительства США. Оправданием для установления военных режимов стало распространения среди народных масс информации об угрозы войны со стороны коммунистов. Следовательно, военные диктаторы должны были исполнять функцию защиты стран от де-факто несуществующей агрессии коммунистических государств.

Наиболее кровавым военным переворотом стал приход к власти А. Пиночета в Чили. Сотни тысяч протестующих против Пиночета чилийцев были помещены в концлагерь, который был создан в центре столицы Сантьяго. Большинство граждан вынуждены были искать политического убежища в государствах Европы.

Классическая военная диктатура была установлена и в Аргентине. В результате военного переворота 1976 года, высшая власть в государстве стала принадлежать членам Хунты во главе с генералом Х. Виделой.